Или, когда любишь человека, тогда действительно присутствуешь здесь и сейчас. Ты сидишь с ним и не думаешь о том, как бы съесть кусочек вон той шоколадки или что бы купить вечером в магазине. Если ты начинаешь об этом думать – ты уже не с ним и не с собой тоже.
«Я не знаю Бога, который наказывает»
В нашем обществе смерть – это табуированная тема. Мы готовы говорить о сексе, об убийствах, о жутких катастрофах, но совсем не думаем о том, что нас – не других – однажды не станет. Вы ведь тоже ежедневно сталкиваетесь с этим «заговором молчания»?
Очень часто. Я только что была на конференции для врачей в Твери, мы впервые говорили там о паллиативной помощи. И для большинства присутствующих это был шок. Они делали доклады про необходимость раннего скрининга, который даст возможность спасать людей. А я подумала: «Это не сработает. Никто не станет искать у себя рак, потому что люди боятся, боятся диагноза, врачей, чаще всего они ничего не хотят знать. И у вас тоже есть этот страх». Цитировала владыку, который говорит, что, пока у каждого из нас нет своего сознательного отношения к страданию, к смерти, нет понимания, что я тоже умру, я, не другой, мы никогда не сможем по-настоящему помочь своим пациентам. Без солидарности и сострадания не может быть настоящей медицины.
Очень многие из гостей конференции потом плакали. Ведь они рассуждали абстрактно об опухоли груди, желудка и т. д., а я говорила: «За этим стоит человек. Почему вы не говорите о человеке?» Рассказывала про молодую женщину, которая недавно у нас умерла. Она была врачом, только что закончила медицинский факультет, и у нее нашли опухоль кишечника. И первое, что эта женщина мне сказала: «Мне так стыдно, что я, врач, заболела раком». Словно врачи и больные – разные люди! И так они и вели себя на этой конференции: есть «мы» и есть «они». Но если это так, то нет места состраданию, не будет и той встречи, о которой мы уже говорили.
Человек – не объект, и тело – это не оболочка, тело – это я. Это важно. Ведь свою ласку, свое внимание мы выражаем через тело. Чувствуя прикосновение, больной в состоянии понять, что думает и переживает человек, который к нему прикасается. Это передается без слов. И пока есть этот страх смерти и у врачей, и у медсестер, больной будет чувствовать именно этот страх и замыкаться. Он будет оставаться один – один со своим переживанием и своим страхом.
Но ведь все время помнить о смерти – такая тяжкая ноша…
Нет. Я думаю, помнить о смерти – значит помнить о жизни. Принимать реальность смерти не как угрозу, а как возможность жить глубиной, жить в настоящем. Благодарить за то, что есть, полностью отдаваться тому, кому ты сейчас нужен. Ведь мы не знаем, что будет завтра.
Очень часто мы живем так, как будто настоящая жизнь будет завтра. Но можно жить по-настоящему только сегодня. И кроме того, я вижу людей, которые потеряли своих близких, детей. Через несколько лет они говорят: «Мы переосмыслили многое, мы совсем по-другому начали жить». Смерть, потеря – это не только трагедия, часто она дает возможность как раз войти внутрь, стать настоящими и оценить жизнь и ее смысл.
Вы упомянули о смерти детей. А ведь это одно из главных обвинений неверующих людей в адрес христиан: «Почему ваш Бог позволяет, чтобы умирали дети? Он жесток, Он несправедлив». Есть ли у вас ответ на этот вопрос?
Ответа нет. Я помню, как у нас в хосписе умер подросток и его мама сказала: «Я больше не верю в Бога. Он дал страдать моему ребенку». Во-первых, владыка Антоний говорил, что такие слова – не столько отрицание Бога, сколько крик души, когда тебе так больно, что ты не можешь этого терпеть. И Бог такой крик принимает.
Во-вторых, когда человек говорит: «Бог жесток», я думаю, он как раз не знает Бога, не знает, каков Он. Мать той молодой женщины, врача, о которой я говорила, считает смерть дочери несправедливой. Это состояние аффекта и в каком-то смысле перекладывание ответственности на Бога или на хирурга. Но сама больная сказала мне другое: «Я впервые понимаю, почему я заболела». У нее была удивительно дружная семья, очень радостная, все родственники и близкие каждое воскресенье собирались вместе, на шашлык или что-то еще. Но они даже не видели, что есть страдания вокруг. Эта женщина сказала мне: «Мы жили так узко, только для себя. Сейчас я понимаю, что так нельзя. Если я вылечусь, то буду жить по-другому». Но Господь взял ее чистую душу к Себе.