Помедлив, я сделала ещё один глоток своего быстро остывающего американо.
- А может, просто слишком поздно, - пробормотала я, борясь с ощущением сдавленности в груди. - Может, все катится на нас слишком быстро, и это уже не остановить.
Я ощутила от Блэка импульс недоброго предчувствия.
Я также почувствовала, как он обдумывает мои слова, сравнивает их с тем, что он чувствовал из моего света.
- Ты это чувствуешь? - резче спросила я. - Ты чувствуешь то, о чем я говорю? Или я просто с ума схожу?
- Я не могу почувствовать это, Мири, - сказал он. - Но это не означает, что ты сходишь с ума.
Последовало очередное молчание.
В это время я чувствовала, как Блэк хочет сказать больше или, может быть, расспросить меня.
Я отчасти задержала дыхание, ожидая, заговорит ли он, спросит ли то, что хочет спросить, но тут линия резко сменилась, открываясь для других умов и светов. Я ощутила разницу и в то же время услышала её; в моем наушнике находились уже не только мы с Блэком.
Там был Брик, там был Дориан, там были другие вампирские генералы, наряду с Дексом, Кико, Истоном, Фрэнком, Хавьером, Джемом, Ярли, Ковбоем, Ником, Энджел, Мэнни.
- Он почти на месте, - сказал Блэк. - Он не стал медлить в машине. Он сразу же вышел. Он в пути. Направляется в твою сторону.
Я сглотнула, кивая.
Посмотрев в ту сторону, в которой, насколько мне известно, дорога пролегала ближе всего к этой части Аш Вудса, я могла лишь стоять и ждать.
Я крепче стиснула рукой бумажный стаканчик кофе, ища взглядом узнаваемый силуэт брата моего отца, который в детстве был для меня моим обожаемым дядюшкой Чарльзом. С тех пор я узнала его как Андрея Васильева, русского олигарха, а также «Счастливчика Люцифера», советского убийцу из русского спецназа, который нацеливался на американцев во время вьетнамской войны.
Однако по сути дядя Чарльз не был никем из перечисленного.
По сути, он был видящим-террористом из другого мира, о котором я все ещё почти ничего не знала.
Я смотрела, как он приближается.
Как только я по-настоящему увидела его, что-то во мне сделалось на удивление спокойным.
Он выглядел так же, как и всегда - как он выглядел в моем первом детском воспоминании, когда я стискивала его рубашку и волосы, когда мы с сестрой катались на нем как на лошадке вокруг нашего старого дома в Сан-Франциско.
Я помню, что даже будучи маленькой девочкой, считала его красивым.
Он все ещё оставался красивым, его точёные черты лица не постарели, бледно-зелёные глаза казались все такими же поразительными под темными бровями и светлыми волосами. На сильном подбородке виднелась лёгкая щетина. Он был одет в зелёную рубашку под цвет глаз и чёрный костюм идеального покроя с продольными полосками, которые подчёркивали его рост и худое, но мускулистое телосложение.
Поверх костюма он надел плотное чёрное пальто, также хорошего кроя, дорогое с виду и безупречно сидевшее на его фигуре.
Он подошёл прямо ко мне, зелёные глаза всматривались в моё лицо, а уголки губ приподнялись в улыбке. Вместо того чтобы остановиться передо мной, он продолжил идти и обнял меня сильными руками, крепко прижимая к груди и целуя в обе щеки.
Я обняла его в ответ, и меня омыло потоком противоречивых чувств.
Я невольно чувствовала себя предательницей, даже зная все то, что мне известно.
Чарльз был семьёй. Он был единственной семьёй, которая у меня осталась.
Если верить его словам, вампиры убили мою сестру и моих родителей.
Вампиры - причина, по которой в детстве моя жизнь покатилась в ад. Они - причина, по которой в двадцать с небольшим лет мне стало ещё хуже, когда мою сестру убили.
Вампиры забрали у меня все. И все же прямо сейчас я заключила союз с этими существами против единственного оставшегося у меня кровного родственника. Против мужчины, который только и делал, что боролся с теми существами, которые убили Зои и родителей.
Но я знала правду о Чарльзе.
Я не знала всего - в основном потому, что Блэк из кожи вон лез, чтобы по понятным причинам не рассказывать мне слишком много.
Я знала достаточно.
Я знала, что он лжец.
Я знала, что он убийца, и в том числе он убивал детей.
Я знала, что он жертвовал жизнями сотен, может, даже тысяч людей, чтобы заплатить дань вампирам, выиграть время для своей расы, и нарастить против них силы видящих.
Я знала, что он пытался убить Блэка - и не один раз.
Мой дядя отпустил меня, всматриваясь в моё лицо, в мои глаза.
Я вновь поразилась, увидев, что в его бледно-зелёных глазах стояли слезы.
Он улыбнулся мне сквозь эти слезы, и улыбка получилась такой настоящей, что я невольно ощутила её где-то в груди. Пристально всматриваясь в его выражение лица, подавляя свои реакции на теплоту, исходившую из его света, от самой его кожи, я в итоге поморщилась и сделала шаг назад.
Я никогда не умела хорошо притворяться с теми, кого любила.
А Чарльза я любила.
Даже после всего этого я его любила.
- Ты в порядке? - спросила я, кусая губу. - После Нью-Мехико. Ты в порядке?
Он улыбнулся ещё шире.
- Я в норме, милая Мириам. И я испытываю просто неописуемое облегчение, видя, что ты так хорошо выглядишь. Не могу передать словами, как я беспокоился.
Он продолжал изучать мои глаза, моё лицо, и улыбка на его губах становилась ещё шире.
Судя по его выражению лица и свету, я понимала, что он ощутил моё раздражение, мою злость на него, мои противоречия, мою печаль - но он так счастлив видеть меня, что ему почти все равно. Кажется, он не мог подавить это счастье, даже зная, что мои чувства далеко не так ясны и прямолинейны.
- Что ты делаешь, дядя Чарльз? - спросила я наконец.
Я показала вокруг нас, на парк, на Вашингтон, округ Колумбия - может, на Соединённые Штаты, или даже на весь мир в целом.
- Что ты делаешь? - повторила я.
Почему-то казалось, что лишь в этом вопросе есть смысл.
- Мири, - он шагнул в мою сторону, потянулся ко мне, но в этот раз я сделала шаг назад и покачала головой. Он остановился, опустил ладони и руки по швам. - Мири, - повторил он. - Все кончено. Все наконец-то кончено. Теперь все будет иначе.
Нахмурившись, я покачала головой.
Подняв на него взгляд, я нахмурилась ещё сильнее.
- Что это значит?
Чарльз расплылся в широкой улыбке. От этого он казался таким молодым, таким абсолютно и простодушно счастливым, что я могла лишь моргать и таращиться на него.
- Это значит, что мы победили, Мири, - сказал он. - Это значит, что мы, черт подери, ПОБЕДИЛИ.
Я уставилась на него.
Всюду вокруг него я ощущала то же чувство, которое не покидало меня последние несколько дней.
Я ощущала это тлеющее, тёмное чувство, словно переворот уже свершился, словно он произошёл в равной мере, или даже в большей мере в Барьере, чем на земле. Что-то в мире изменилось. Изменилось настолько фундаментально и в то же время так бесшумно, так совершенно невидимо, что я не могла уложить у себя в голове реальность этой перемены.
Ощущалось все так, словно на каком-то уровне борьбе уже пришёл конец - настоящей борьбе, которая действительно имела значение.
Я не могла осмыслить это чувство, но оно вызывало у меня тошноту, физическую тошноту, почти головокружение. Это была не тошнота из-за разделения, как бывало у меня с Блэком. Это другое. Эта тошнота вплеталась и скручивала моё нутро, переполняя меня глубинным ужасом, который я никак не могла из себя извлечь.
И кажется, это же чувство делало дядю Чарльза безумно счастливым.
- Мы победили? - я посмотрела на него, качая головой. - Что это значит?
Дядя Чарльз осмотрелся по сторонам, все ещё улыбаясь той мальчишеской улыбкой.
- Блэк здесь? - спросил он. - Я хочу рассказать это и ему тоже. Я знаю, он не ушёл бы далеко, пока ты здесь. Скажи ему выйти. Ему нечего страшиться от меня. Ему вообще теперь ничего не нужно бояться. Никому из нас не нужно бояться.