Вольтер писал: «...По всей Франции стоял стон от мучений, которым судьи подвергали во время пыток несчастных идиоток, внушая им, что они ходили на бесовский шабаш, и безжалостно умерщвляя их ужасными казнями. Католики и протестанты были одинаково заражены этим нелепым и отвратительным суеверием под предлогом, что в одном из христианских Евангелий сказано, что ученики Иисуса Христа были посланы, чтобы изгонять бесов. Священной обязанностью считалось подвергать допросу девушек, чтобы заставить их сознаться, будто они спали с сатаной и сатана при этом имел образ козла. Все подробности свиданий этого козла с нашими девицами фиксировались в судебных процессах этих несчастных. В результате их сжигали, безразлично, сознавались они или отпирались, и вся Франция была одной обширной ареной узаконенных убийств»[85].
В Польше католическое духовенство в своей инквизиторской деятельности использовало Устав 1543 г., которым король Сигизмунд предоставил церкви право суда и наказания за чародейство. «Старых женщин, взгляд которых причинял сглаз или которые имели опухшие и налитые кровью глаза, испытывали водой пли сжигали на кострах. Это продолжалось до 1776 года, когда Сейм постановил, чтобы не употреблять пыток и не карать за чары. Однако и после этого случались казни... Официальные суды в Польше также приговаривали ведьм к казням.
И такого рода казни там продолжались долее, нежели где-либо в другом месте. Так, в окрестности Познани по приговору магистратского суда сожжена была женщина, заподозренная в колдовстве в 1793 году»[86].
Жгли епископы в своих епархиях, жгли феодалы в своих поместьях. Приведем один документ — свидетельство жестокости, невежества и фанатизма, воспитанного в людях святой церковью. А. Афанасьев сообщает: «В половине прошлого столетия управляющий имением графа Тышкевича в Литве писал ему: “Ясновельможный пане! С возвращающимися крестьянами доношу, что с Вашего позволения сжег шесть чаровниц: три сознались, а остальные — нет. Две из них престарелые, третья тоже лет пятидесяти, да к тому же одиннадцать дней они просидели у меня под чаном, так, верно, и других заколдовали. Вот и теперь господская рожь в двух местах заломана. Я собираю с десяти костелов св. воду и буду на ней варить кисель; говорят, непременно все колдуны прибегут просить киселя: тогда еще будет мне работа! Вот и господин Эпернетти по нашему примеру сжег женщину и мужчину”»[87].
Хуан-Антонио Льоренте, секретарь испанской инквизиции в 1789–1791 гг., в своей «Критической истории испанской инквизиции» писал, что в 1527 г. две девочки, 11 и 9 лет, сами себя обвинили в ведовстве перед членами Королевского совета Наварры и указали на большую группу женщин, якобы тоже участниц «ведовских шабашей». В результате доноса 150 женщин были привлечены к суду инквизиции как ведьмы. Каждая получила по 200 ударов кнутом и по нескольку лет тюремного заключения[88].
Главный инквизитор Испании (1524–1539) кардинал Альфонсо Манрике, как сообщает Льоренте, предписал, чтобы каждый христианин доносил инквизиции, «если он знал или слышал, что кто-нибудь имел приближенного демона и призывал демонов», «если какой-либо христианин заключил формальный договор с демоном»[89] и т. д.
Историк инквизиции Генри-Чарльз Ли пишет: «Как ни омерзительны подробности преследования, поднятого против колдовства до XV ст., они были только прологом к слепым и безумным убийствам, наложившим позорное пятно на следующее столетие и на половину XVII. Казалось, что сумасшествие охватило христианский мир и что сатана мог радоваться поклонениям, которое воздавалось его могуществу, видя, как без конца возносился дым жертв, свидетельствовавших о его торжестве над Всемогущим. Протестанты и католики соперничали в смертельной ярости. Уже больше не сжигали колдуний по одиночке или парами, но десятками и сотнями. Говорят, что один женевский епископ сжег в три месяца пятьсот колдуний; епископ Бамберга — шестьсот, епископ Вюрцбурга — девятьсот; восемьсот было осуждено, по всей вероятности, за один раз сенатом Савойи.
Вмешательство сатаны через посредство его поклонников составляло тогда такую нераздельную часть убеждений, что, не задумываясь, приписывали этим адским агентам всякое необычайное явление природы. В 1586 г. в Рейнских провинциях запоздало лето и холода держались до июня; это могло быть делом только колдовства, и трирский епископ сжег сто восемнадцать женщин и двух мужчин, у которых исторгли сознание, что это продолжение [холодов] было делом их заклинаний»[90].
Пальма первенства в этих преступлениях принадлежит католической церкви. Однако и служители образовавшихся в XVI в. протестантских церквей с таким же усердием убивали ведьм, так как идеологи протестантства, скрупулезно придерживавшиеся смысла и буквы Библии, были убеждены в существовании дьявола и его козней. «Кальвин объявил даже, что союзы с дьяволом порождают в стране чуму, и в три месяца 1545 г. сжег, казнил мечом, повесил и четвертовал после страшных пыток 34 “виновницы чумы”»[91].
Лютер также верил в существование дьявола. Он повсюду усматривал его злые действия и уверял, что неоднократно видел дьявола. Когда Лютер однажды увидел душевнобольного, он тут же заявил, что это — «дитя сатаны», и велел немедленно бросить его в волу, сказав, что берет грех на себя[92]. «На Лютере, — пишет немецкий историк Фриц Маутнер, — лежит вина за то, что протестантизм не только перенял из католичества химеру сатанизма, но и еще больше укрепил ее в догматическом отношении. Процессы ведьм в протестантских странах, пожалуй, носили зачастую еще более фанатический характер, чем в католических. Костры ведьм находили среди протестантов еще более пламенных апологетов, чем среди католиков. Для Лютера дьявол был просто орудием, палачом божьего гнева»[93].
Об активном участии протестантских церковников в «процессах ведьм» пишут и другие исследователи.
«Реформация, — читаем мы у американского историка Эндрю Уайта (1832–1918), — вначале еще углубила теологическое учение о колдовстве, ибо новая церковь стремилась доказать, что она в своем усердии не отстает от старой. В течение первого века существования Реформации выдающийся лютеранский юрист и теолог Бенедикт Карпцов, хваставшийся тем, что прочитал Библию пятьдесят три раза, особенно отличался своим искусством в доказательствах существования колдовства и своей жестокостью в раскрытии и преследовании его»[94].
Практика убийств «ведьм» и еретиков была перенесена церковниками и в страны Америки. Наиболее ярким свидетельством фанатизма и умопомрачения, которое умели создавать служители церкви своими вымыслами о дьяволе и ведьмах, явилось в США так называемое дело салемских ведьм: большая группа жителей Салема вблизи Бостона была обвинена в ведовстве и связях с дьяволом. Главными вдохновителями и инициаторами этого позорного дела были два кальвинистских священника: Самюэль Паррис и Коттон Мэзер. Сначала в ведовстве обвинили индианку Титуба, служанку в доме священника Парриса, и ее мужа. Их обоих арестовали. Напуганная женщина «призналась», что она — ведьма. Начались аресты других, заподозренных в ведовстве. В числе других была арестована четырехлетняя девочка. Тех, кто отваживался выступить в защиту преследуемых, тут же арестовывали по тому же обвинению в колдовстве. К октябрю 1692 г. на виселице погибло 19 человек и 1 был убит. Еще 55 человек под пыткой признали себя виновными в колдовстве, 150 ожидали суда и 200 находились под подозрением. В числе повешенных был священник Бэрроуз, которого один из главных организаторов этого дела, священник Паррис, считал своим конкурентом, опасаясь, что тот займет его место в приходе. Судья же охотно вынес Бэрроузу смертный приговор за его мужественное заявление, что ведьм не существует[95]. «Фанатизм кальвинистов Коттона Мэзера и других, — пишет председатель Компартии США Уильям 3. Фостер, — принес такие плоды, как “охота на ведьм”, организованная в Салеме (Массачусетс) в 1692 г., когда в течение четырех месяцев 13 женщин и 6 мужчин были повешены за колдовство»[96].
92
В 1712 г. Петр Первый, находясь за границей, посещал г. Вюртемберг и среди его достопримечательностей осматривал жилые комнаты Лютера. Хозяева «показали ому чернильные пятна на стене. По легенде, перед сидевшим за письменным столом Лютером предстал дьявол и Лютер запустил в своего искусителя чернильницей. Петр стал дотошно осматривать чернильные пятна, брызги от них и написал на этой же стене: “Чернилы новые, и совершенно сие неправда”»