«Наряду с реликвиями святых, — пишет Ф. Маутнер, — существовали и дьявольские реликвии. Если дорого продавались кусочки креста Господня, то не менее хорошие сделки делались с камнем, который дьявол протянул спасителю при искушении»[183].
Франц Шахерль, бывший бенедиктинский монах, доктор богословия и естествознания, много лет проведший в монастыре, разуверившийся в религии и порвавший в 1920 г. с католической церковью, пишет в своих автобиографических записках: «Рим не зря называется городом святых. Нет, действительно, другого города, в котором жило бы столько святых, как в Риме. Так, например, в храме святого Франциска на римском форуме, где когда-то стоял храм Венеры, показывают камень, на котором св. Петр коленопреклоненно молился... Еще и теперь на камне видим отпечатки колен св. Петра. В монастыре Торре-де-Спетчи сатана, пытавшийся соблазнить св. Франциска, оставил на крыше свои черные следы...»[184] Такого рода реликвиями и ныне обманывают паломников, посещающих римские (и не только римские) святыни.
Глава 14. Полемика вокруг учения церкви о дьяволе
Несмотря на то что церковь веками настойчиво пропагандировала веру в дьявола, здравый смысл народа одерживал верх. Появились сомнения в существовании и всесилии дьявола. Еще в начале XX в. С. В. Максимов писал: «Некогда влиятельная и страшная власть ведьм... теперь замыкается в пределах бабьего царства... Уже из многих мест, и притом славящихся своими суевериями, доносятся, например, такие отрадные вести: “В старину ведьм много водилось, а нынче что-то не слыхать”»[185].
«...Несмотря на то что образ черта живет в литературе и языке и этим поддерживается его жизнь в фольклоре, вера в подлинное существование черта начала меркнуть еще в XIX в. Например, сообщив ряд сведений о черте и его происках, корреспондент из Вятской губернии написал: “Молодое поколение в такие рассказы верит плохо, но старики и старухи запугивают молодых тем, что, если попадетесь в лапы нечистых духов, то и нас тогда помянете...” В таком же духе говорил об этом и корреспондент из Рязанской губернии: “Рассадниками суеверия среди крестьян о разных сверхъестественных случаях и действиях демонической силы, чертей, ведьм, колдунов, домовых и проч. служат рассказы стариков, старух, лубочная литература, нищенки, богомолки, странники, бродячие мастеровые. Подобные рассказы крестьянами читаются и слушаются с большим вниманием и удовольствием, но есть много и таких крестьян, которые не доверяют всему этому, иные остаются в недоумении: верить этому или нет”»[186].
В народных верованиях о черте, уходящих в глубь времен и относящихся ко времени до христианизации Руси, образ дьявола был далеко не таким страшным и грозным, каким позже его сделала церковь.
Писатель В. Г. Короленко рассказывал о впечатлении, какое на него в детстве произвело чтение «Печерского патерика» — известного памятника древнерусской письменности XIII–XV вв., повествующего о монахах и монастырской жизни. Это произведение, писал Короленко, «на всех своих страницах испещрено чертями и чертенятами, которые являлись пещерным подвижникам. Аляповатые лубки изображали их в виде маленьких смешных полуобезьян с хвостами крючком и с птичьими ножками, и всюду они представлялись только проказниками, то прячущимися в рукомойники, где их монахи закрещивают и запирают, то принимающими вид девиц, то являющимися в виде свиней, больших ящериц, змей или собак. Они устраивают монахам всякие козни; но иногда и монахам удается изловить их, тогда они их наказывают, заставляют таскать бревна и, по странной снисходительности, опять отпускают на волю»[187].
Известный советский историк М. Н. Покровский считал, что «рассказы Киево-Печерского патерика, наполненные проделками бесовского воинства, — один из самых замечательных памятников древнерусского анимизма, какие только имеются»[188]. Все это «бесовское воинство» — дохристианские духи-божки, вера в которых тогда еще была сильна и среди монахов. «Как и всякий “дух” первобытной религии, — пишет М. Н. Покровский, — бес есть нечто материальное: поэтому бесы, побежденные монахом, могут исполнять всякую работу: месить муку, например, или таскать бревна»[189].
Порою в сказках дьявол изображается и юмористически. «...В большей части народных сказок, где выводится на сцену нечистый дух, преобладает шутливо-сатирический тон»[190], — читаем у А. Н. Афанасьева.
В народных легендах и сказках кузнец сообразительнее дьявола. В сказках уральских рабочих, записанных до революции, кузнец всегда берет верх над дьяволом. В сказке «О молотобойце и черте» выведены два поколения рабочих — отец и сын. Отец верует в чертовщину, а сын смеется над чертом: «Ничего ты не можешь, враки все это»[191].
И солдат, как человек бывалый, берет верх над дьяволом. «Широкой популярностью пользовалась сказка о том, как солдат побеждает чертей в нежилом доме и как он попадает в рай и в ад, где занимается обучением чертей»[192]. Тот же Афанасьев пишет, что «черт в сказках — не столько страшный губитель христианских душ, сколько жертва людских обманов: то больно достается ему от злой жены, то бьет его солдат прикладом и железными прутьями, то попадает он под кузнечные молоты, то обмеривает его мужик при уплате занятых денег. Это, очевидно, не тот тип, какой выработан в христианской догматике; напротив, все сказочные подробности убеждают нас, что под именем черта здесь скрывается демон древнейшей, языческой эпохи»[193].
Пример юмористического отношения к черту мы находим у А. С. Пушкина в «Сказке о попе и работнике его Балде». Чертенята в этой сказке выглядят жалкими и глупенькими. Первый бесенок «замяукал, как голодный котенок», второй «оторопел, хвостик поджал, совсем присмирел», третий, пытавшийся по предложению Балды поднять кобылу и нести ее полверсты, — «приподнял кобылу, два шага шагнул, на третьем упал, ножки протянул». Балде ничего не стоило обвести этих чертей вокруг пальца.
В основе таких рассказов лежат доцерковные представления о «нечистой силе». Существуют разные варианты сказки о Балде. А. Н. Афанасьев писал, что некогда эта сказка передавалась «более серьезным, эпическим тоном и герой выступал действительно сильно-могучим богатырем»; но впоследствии герой стал одолевать демонов не силой, а изворотливостью хитрого ума и возник также «целый ряд насмешливых рассказов, в которых черт играет весьма жалкую роль недогадливого простака»[194].
В наше время падает вера в существование всяких сверхъестественных сил: богов, добрых духов — ангелов. Вместе с этим падает и вера в злых духов: дьявола и чертей. Усилия, направленные к тому, чтобы оживить веру в дьявола, настойчивые выступления некоторых церковников в защиту веры в дьявола являются ответом на растущее скептическое отношение людей, в том числе и многих верующих, к учению церкви о дьяволе.
Даже служители церкви признают наличие глубокого кризиса религии в современном мире. Он выражается в самых различных формах: разрыва с религиозными организациями, отказа от выполнения религиозных обрядов и посещения церквей, критики общественно-политической позиции церкви в важнейших вопросах современности, отказа следовать указаниям и рекомендациям церковных властей в области политики и, наконец, отрицания правильности всей системы идей, проповедуемых представителями церкви, и перехода недавно еще верующих людей на позиции научного, материалистического мировоззрения.
В сентябре 1970 г. на годичном съезде католических организаций ФРГ в Трире выступивший в качестве представителя Ватикана глава ордена иезуитов Аррупе говорил об этом кризисе, одним из проявлений которого, по его словам, является широкое распространение атеизма. «Фактический атеизм, — сказал Аррупе, — стал мировой проблемой. Надо трезво видеть, что этот атеизм не ограничивается только западным миром. Он вторгается со все большей силой в мир Азии и Африки. Я знаю по личному опыту, как укрепился практический атеизм в Японии — этой экономически самой развитой стране Востока»[195].
191