Выбрать главу

— Значит, настроение не лиричное? — вдруг прервал поцелуй Свет, в синих глазах затаилась улыбка.

— Что?

— В лиричном настроении ты предпочитаешь быть снизу.

Он это запомнил?

— Ты это запомнил? — растерялась я, в мгновение лишившись как минимум половины прежнего настроя на секс.

Свет вдруг стал серьезным, его взгляд сместился на мои губы:

— Разве такое забудешь?

Вся утерянная половина вернулась обратно. Я напряженно следила за выражением его лица, стараясь не упустить ни единой эмоции.

— Разве забудешь тот свитер, в котором ты по квартире ходишь?

Свитер?

Я прерывисто вздохнула.

Единственный свитер, о котором он мог говорить в таком контексте — мой междустирочный домашний. У женщин частенько имеется такая суперстильная тряпочка, которую и надеть не наденешь, и выкинуть рука не поднимется. Вот у меня такая была. Неприлично модный, неприлично дырявый, дорогой, вязанный, довольно длинный свитер… а может, кофта. Сама терялась, как правильнее это называть. Купила я незаменимую вещь под влиянием двух давящих факторов: Карины, утверждавшей, будто бы мне просто необходимо что-то вызывающее и ужасно сексуальное, и пятидесятипроцентной скидки.

Придя домой, я обнаружила, что даже с джинсами и майкой вещь делает меня не просто сексуальной и вызывающей, вещь записывает меня в штатные порноактрисы. В сердцах я забросила безобразие в дальний угол шкафа и постаралась забыть свою досадную оплошность как страшный сон. Через пару месяцев достала и начала носить в качестве домашнего платья из принципа «все остальное в стирке, а меня никто не видит».

— Разве забудешь, как ты выгибаешь спину, держа руки над головой, и эта шерстяная сетка натягивается на твоей груди? — Свет сжал мои пальцы сильнее, а я задержала дыхание и замерла, всем телом отчетливо ощущая, как он напряжен.

— Кошечка, — прошептал он мне в губы. — Разве можно было потом смотреть на тебя и не видеть, как ты плавно встаешь из-за стола и поправляешь ткань, медленно проводя ладонями по талии и бедрам? — на последних словах он сменил положение наших тел.

Теперь я лежала на спине и во все глаза смотрела на лицо Света, хотя вот так черт его видеть не могла. Он положил обе руки мне на талию и мучительно медленно провел ими вниз до середины бедра.

— Ты ласкала себя так дважды…

Ласкала?!

— А подол той паутины заканчивался здесь. — Он провел пальцами черту намного выше середины бедра.

Я удивленно выдохнула, когда меня неожиданно повернули на бок. Свет прижался к моей спине и вновь скользнул ладонью от талии вниз:

— Я мог бы помочь тебе тогда. — Свет коснулся губами плеча, очертил языком мочку уха. + Или сейчас…

Будто пытки ради, проводил теперь пальцами вверх-вниз по внутренней стороне моих бедер.

— Позови, — напряженно попросил он.

Я выгнулась и едва слышно застонала.

Свет прижался ко мне сильнее:

— Позови, — прошептал он над моим виском, — как могла бы позвать тогда.

Я положила свою ладонь поверх его, направляя и разменивая пытку на наслаждение. Он не сопротивлялся, только дыхание стало тяжелым, прерывистым. Я твердо знала, что Свет следит за мной, ловит каждый стон, наслаждается происходящим и ждет. И чем сильнее я выгибалась, чем протяжнее стонала, тем сильнее прижимался он ко мне, и тем отчетливее я чувствовала его болезненное напряжение. Пока наконец не решила, что не выдержу сама:

— Иди ко мне…

Этого хватило, чтобы Свет мгновенно с надрывным вздохом исполнил просьбу. И он вовсе не отдавался мне, как это было несколько минут назад. Совсем нет. Словно месть за то мгновение, когда видел меня и не мог получить. Лежа под ним на животе, я не имела возможности пошевелиться. Не имела, да и не хотела. Свет сжимал мои волосы и осторожно, но ощутимо тянул их на себя, вынуждая запрокидывать голову. От этого каждое движение его бедер отзывалось болезненным, бесконечным наслаждением. Сильнее, дольше, глубже — это все, о чем я могла думать, все, что могла беззвучно шептать. Побыть чьей-то собственностью не менее потрясающе, чем обладать кем-то. Чувствовать, как обладают тобой, как мягко подчиняют себе — сладкое и безумное удовольствие.

Он произносил мое имя снова и снова, иногда едва различимо, иногда отчетливо, всегда с разной интонацией. Заговор или заклинание. Языческий обряд. Знающий имя твое обладает властью над тобой…

Вновь, как вчера, Свет лег на спину и, подтянув меня к себе, прижал к груди. Я чувствовала на виске его теплое дыхание и совершенно осознанно старалась свернуться так, чтобы поместиться в его руках вся. Сумасшествие — вот что означал мой порыв. Я добровольно доверилась другому человеку. Самая безрассудная, самая опасная авантюра в мире — доверять всецело кому-то, кроме себя. И я пустилась в эту авантюру.