— Ты зачем написала бумажку эту?
Свет говорил мне в волосы, из-за этого его голос звучал глухо.
— Всегда с плеча рубишь? Не думая, да?
— Не-ет, — протянула я ему в рубашку, из-за чего мой голос тоже звучал глухо, — обычно я умнее.
Он засмеялся.
— Сейчас не похожа, но точно тебе говорю, обычно умная.
— Эх, ты, умная, — Свет погладил меня по спине. — Кончай реветь. Поехали в Пушкин за пончиками.
Оторвалась нехотя от его груди и позволила вести себя. Если задуматься, я мечтала ему позвонить еще до выхода из школы, еще до того, как покинула кабинет директора. Подумала о Пересвете, когда поняла, что происходит. Впервые в жизни у меня было куда отступать. Бороться даже в голову не пришло. И, честно говоря, я об этом не жалела.
— И все-таки я это сделал, — на этих словах Свет сильнее сжал рукой мою талию.
Я удивленно взглянула на него:
— Что сделал?
Не знаю, что больше заставило задать этот вопрос: его жест или слова.
— Позволил собой манипулировать.
Позволил собой… Что?!
Я вскинула голову, одаривая говорливого мальчика свирепым взглядом, и одновременно рванула в сторону. И тут же догадалась, для чего секундой ранее он усилил хватку. Мы, оказывается, точно знали, как Вера отреагирует!
Прервать объятие не получилось, скорее уж наоборот. Не удивлюсь, если от его пальцев на животе синяки останутся. А на мой взгляд он ответил деланно испуганным выражением лица, потом, как ни в чем не бывало добавил:
— Ты куда?
Честно, не знаю, какие эмоции выражала моя мимика. В тот момент я испытывала одновременно и умиление, и возмущение, и восхищение, а в таком состоянии просто не можешь ничего произнести. Хуже! Не помнишь, зачем надо шевелиться.
— Не знаю! Куда-нибудь! — нашлась я после продолжительной паузы.
— А я?
Ему б премию за игру в невинность.
— А ты иди обратно на работу.
— Не хочу, — он умиротворенно заулыбался, второй рукой подтянул мою голову ближе и поцеловал в висок. — Я с тобой хочу.
Тот факт, что я при этом честно сопротивлялась, похоже, беспокоил только меня.
— Я же тобой управляю!
— Вот видишь, признаешь, — его улыбка только шире стала. — Но ничего. Мне нравится. Продолжай управлять.
Серьезно? Это кто кем тут еще манипулирует.
Свет осторожно подтолкнул меня в направлении парковки.
Очередная пропасть. И выбор у меня невелик. Я могу развернуться и уйти, сохранив свою гордость нетронутой, но уничтожить при этом большую часть его гордыни. Ведь он только что открытым текстом указал мне на свою незаживающую рану. «Без замашек на манипулирование». Кажется, так он сформулировал в прошлом. И в этом случае он не пойдет за мной следом сейчас и не придет позже. Настолько необходимой, настолько нужной по-настоящему сильному мужчине женщина может стать лишь после долгих лет гибкой мудрости. Конечно, в женских романах отчаянно сильный по всем фронтам герой отчаянно сильно преследует непомерно горделивую героиню, с которой знаком уже целых два дня, но это только в женских романах.
Или же я могу наступить на горло своей гордыне и просто пойти за ним следом, приняв его таким, какой он есть. Но в этом случае он никогда уже не отнесется ко мне иначе. Я навсегда останусь женщиной, которую он будет считать себя вправе вот так запросто обидеть. Он максимально осторожно, на свой взгляд, дал понять, что не примет молча ни одну попытку схитрить или обмануть его, и что без своего на то желания не сделает для меня ничего. Заранее очертил границу, за рамки которой у меня нет и не будет права выйти.
Из двух зол выбирают меньшее?
Хватило доли секунды на принятие решения. Я глубоко вздохнула и не стала сопротивляться его попыткам вести меня к машине.
Иные женщины осудят мой выбор. Я не против. Не истина в последней инстанции. Но это моя жизнь, и она у меня одна, другой не будет. Предпочту первый вариант, и сотни раз пожалею об этом.
— Обиделась? — мягко спросил Свет.
На мгновение я взглянула на него, затем опустила голову, переключив внимание на тротуар. Отрицательно покачала головой и попыталась улыбнуться, но улыбка вышла не слишком хорошо. К чему спрашивать, если ты заранее знал, что собираешься обидеть?
Больше он ничего не сказал, только хмурился. Хмурился, пока вел по парковке, хмурился и исподтишка поглядывал на мои губы, пока держал открытой для меня пассажирскую дверь, хмурился, пока мы выезжали из города. При этом я для себя неожиданно оказалась заложницей этого тяжелого молчания. Обидно действительно было, но только первые пару минут, я ведь добровольно пренебрегла своим эго, знала, на что иду. Разве не мог он просто принять мой поступок? Ему снова нужно, чтобы я переступила через себя? Это уже слишком.