Но лишь через минуты тщетных попыток подняться с камня, на котором я лежал, я вдруг осознал, что я был чем-то скован. Меня сковывало не океанское давление, а что-то вполне физическое, что-то, что я мог почувствовать. На меня надели ветхие кандалы, которые, тем не менее, я сломать не мог. Я был обессилен, и находился в полном отчаянии. Я молился и звал на помощь, глупо надеясь на то, что я просто сплю, и вижу страшный сон. Однако кошмар стал для меня реальностью.
Я находился где-то на стыке абиссальной зоны и океанского ложе. К этому выводу я пришел, исходя из своих знаний. Будь бы я хотя бы на сотню метров ниже этого стыка, я бы умер моментально. Будь бы я хотя бы на сотню метров выше, я смог бы сломать свои кандалы, и выбраться из этой пещеры, в которую меня занесло непонятным образом.
Во тьме сознание дорисовывало страшные картины. Я видел нимф, словно в том лесу, через который проходил путь нашей военной экспедиции. Они, как и в тот раз, притворялись моей женой, но их выдавали детали. Непропорциональные конечности, искривленная анатомия, два ряда острых клыков и ещё сотня мелочей, которые говорили о том, что скоро я окончу свою жизнь именно в этом тухлом месте.
Одна из нимф (или чего-то, что было на них похоже) схватила меня за руку, и раскусила её на две части. От огромной боли я попытался закричать, но вдруг понял, что кричать я не могу. Сотни клыков начали вонзаться и в другие части тела, и продолжалось это до тех пор, пока я не услышал чей-то голос, что произнес лишь два слова.
— Проснуться. Опомнись.
Я вдруг проснулся. Ещё не успев понять, что нимф около меня уже нет, или их вовсе никогда и не было, я закричал уже по-настоящему. Закричал настолько громко, что даже марра, которая находилась возле меня, испугалась моего крика.
В глазах всё ещё пестрила темнота. На секунду я даже подумал, что я ослеп, но тут же понял, что всё ещё нахожусь фактически на дне океана. На периферии океанского ложе и абиссальной зоны. Тем не менее, на стенах помещения, в котором я находился, жила и развивалась колония белых светящихся моллюсков, о которых я вам уже говорил несколькими сезонами ранее. Так что теперь я хотя бы мог видеть то, что происходит вокруг меня. Но в тот момент мне было не до этого.
Я даже забыл о той марре, которую чувствовал возле себя всего пару секунд назад. Я снова захотел закричать, но вдруг понял, что кандалов на мне нет. Я быстро всплыл… попытался всплыть с камня, на котором лежал, но усталость и паника взяла надо мной верх, и мой хвост меня не послушался. Я упал около того места, с которого неудачно всплыл.
— Тихо! Не двигаться. Плохо, — услышал я вновь тот же голос. Тогда я всмотрелся в темноту, и всё равно ничего не разглядел. Однако та марра подплыла ко мне, и дотронулась до моей руки. Её рука была холодна, и была более когтистой, нежели чем руки других марр. Но это прикосновение… оно будто бы заставило меня успокоиться. Не знаю, что со мной происходило весь тот короткий миг, но я ощутил то, чего раньше никогда не ощущал. Полная гармония с живительной водой. Спокойствие и утрата всяких проблем, навязчивых мыслей и мусора, что поселился в моей голове.
Паниковать меньше я не стал. Просто осознал, что на данный момент мне вреда никто не желает. Понемногу я начал привыкать к океанскому давлению, но мигрень так и не проходила.
Я слышал, что эта таинственная марра что-то откуда-то достает. Из набедренной повязки, как я понял дальше, марра высунула уже мертвого светящегося моллюска, и на моих глазах раздавила его, а его люминесцентная кровь внесла в темный мир ещё немного света.
Я увидел эту марру целиком. Было нетрудно догадаться, что передо мной находится глубоководная марра, существование которых долгое время оспаривалось и Паксом, и Прокулом. Вернее тем, что осталось от Прокула. А я был уверен, что осталось немного.
Марра выглядела мрачно, но, тем не менее, дружелюбно. Вся она была темно-серой, а глаза её и вовсе были темнее самой ночи. Плавники этой марры были существенно меньше плавников, что есть у нас. Длина хвоста была сохранена, но его конец был полностью ободран. Руки были аномально худые, а когти были вдвое длиннее даже моих собственных. Сама марра была женщиной, судя по её внешнему виду и голосу.
— Ты плохо. Ты тут, — сказала она неразборчиво.
— Мне плохо… я не знаю… я не знаю, как я здесь оказался.