– Ах. Я уверен, что документация о той ночи, когда мы изменились, фактически верна. Хотя, возможно, тебе не хватает личной точки зрения.
– Я бы с удовольствием послушала твою.
Движение в коридоре привлекает мое внимание. Я снова оглядываюсь, на этот раз мельком замечая спину Лероя, когда он поворачивается и уходит. Вероятно, предполагая, что он не нужен, поскольку я не упала в обморок и не оскорбила его сотрудника. Мужчина, вероятно, хочет уйти домой на весь день, но вместо того, чтобы пройти через вестибюль и уйти, он ждет там, где я не могу его видеть. Продолжает быть внимательным, хотя моя боязливость – прямое оскорбление того, кто он есть.
– Фред, – говорю я, поворачивая к нему голову. – Можно я запишу наш разговор? Я единственный человек, который это услышит, и я удалю запись после того, как расшифрую свои заметки.
– Конечно.
Он отходит назад и садится… или, во всяком случае, его версия сидения… на табурет за столом.
Мои ладони уже вспотели, и наблюдение за тем, как его розовое желеобразное тело наполовину заглатывает темный деревянный табурет, нервирует меня до такой степени, что я начинаю теребить свой телефон, как будто жонглирую.
– Я обещаю, что я гораздо более профессиональна и собрана, когда работаю за компьютером, чем лично.
– У тебя все хорошо получается, – говорит Фред со смехом, который на удивление человечен, как и его голос. – Я полагаю, ты не знала, что монстры существуют, пока не получила это задание?
– Довольно очевидно, не так ли?
Я улыбаюсь, настраивая телефон на запись, затем кладу его на стойку.
– Не кори себя за то, что у тебя совершенно естественная реакция на нас, монстров. Мы были там. Ты бы видела массовое столпотворение, когда половина города преобразилась за один раз. Прошло пару десятилетий, но когда-то давно мы были людьми. Мы знаем, что это трудно переварить.
– Спасибо. Вы с Лероем оба такие понимающие.
– Ну, у меня все валится из рук, – говорит Фред, подмигивая одним из своих больших мультяшных глаз.
Я смеюсь, потому что это явно та реакция, на которую он рассчитывал, к тому же это забавно. Сомневаюсь, что у меня было бы такое хорошее чувство юмора, если бы я вдруг превратилась в монстра-каплю.
– И Лерой хороший парень. Один из лучших, – говорит Фред. – Мотель «Солнечный уголок» – хорошее место для проживания, но держу пари, мэр поселил тебя здесь из-за Лероя, а не из-за нашего общего рейтинга в 4,8 звезды на «TripAdvisor».
Мой первый инстинкт – задать побольше вопросов о Лерое. Как только мой первоначальный страх прошел, я смогла увидеть, что он больше человек, чем змея. Логически я понимаю, что на самом деле он вовсе не змея. Сегодня не время для моих вопросов о Лерое. Я вернусь за этим в другой раз. Это время Фреда в центре внимания.
– Расскажи мне о той ночи, когда ты стал чем-то отличным от человека.
– Нормально говорить «монстр». Когда стало ясно, что отменить изменения невозможно, большинство из нас научились принимать себя вместе со словом «монстр». Если кто-то этого не сделал, что ж… их не будет в твоем списке собеседников, так что тебе не нужно беспокоиться о них.
– Принято к сведению, спасибо.
Его широкая, липкая фигура ерзает из стороны в сторону, как будто он пытается устроиться поудобнее на стуле, который примерно в четверть ширины его тела.
У меня так много вопросов, большинство из которых, вероятно, слишком личные, поэтому я прикусываю язык и жду, чем бы он ни решил поделиться.
– Мне было семнадцать, когда я пошел на ежегодную городскую вечеринку в честь Хэллоуина с кучей приятелей. Мы провели большую часть ночи, слишком громко разговаривая, пытаясь выделиться в толпе и привлечь внимание девочек из школы. Типичные подростковые штучки. Все тоже шло неплохо. Симпатичная рыжеволосая девушка смеялась над моими неудачными шутками и улыбнулась, когда я обнял ее. Помню, я подумал: «Сегодня та самая ночь», когда мы взяли пару напитков со столика с закусками, а затем направились в уединенное место, чтобы поцеловаться. Оказалось, что в эту ночь должно было произойти что-то грандиозное, просто не то, что я имел в виду.
Ничто в тоне Фреда не говорит о том, что он ищет жалости или сочувствия, но мое сердце все равно сжимается за него.
– Не мог бы ты рассказать мне о реальных изменениях? Где ты был, что почувствовал… если только ты не предпочитаешь сохранить эти подробности в тайне.
– Я не против поговорить об этом. Как ты можешь видеть, я довольно прозрачный парень.
Его фигура трясется от смеха над собственной шуткой.
– Не самый прозрачный монстр в городе, но я уверен, что мэр назначил тебе интервью с Роаном, нашим человеком-невидимкой. Он – опора сообщества. Его кофейня «Счастливые зерна» была одним из первых предприятий, адаптировавшихся и удовлетворявших все потребности и предпочтения монстров.
– Да, Роан Бирн – один из моих собеседников. Я рада буду познакомиться с ним, но удивлена, что тебя не было в списке.
Он снова пожимает плечами, как я предполагаю.
– Офис мэра, вероятно, забыл обо мне. Большинство людей так и делают.
– Как это возможно? В городе много таких монстров, как ты?
– Нет. Я единственный.
– Тогда я не понимаю, как кто-то мог забыть тебя, Фред. Я знаю, что не забуду.
– Это мило с твоей стороны.
Его тело изгибается, когда он делает то, что я считаю полупоклоном.
– Прошу прощения, если я пялюсь. Я так заинтригована твоей... сущностью. Что это?
– Никто не знает. Доктор Карлофф пытался взять образец для анализа, но иглы не проникают в поверхность. Я не могу быть поврежден, и я не болею. Из чего бы я ни был сделан, это полностью самодостаточно, поэтому мне не нужно есть или пить.
– Вау, это невероятно. Возможно ли для тебя глотать пищу или жидкость?
На этот раз мне удается обуздать свою склонность выбалтывать все, что приходит мне в голову, и не упоминать об отсутствии у него настоящего рта. Хотя мне действительно интересно, как все это работает, потому что на самом деле этого не должно быть.
– Нет, я буквально ничего не могу проглотить. Как часть целого, ничто не может проникнуть.
– Как ты передвигаешься? Этот вопрос слишком личный?
– Давай, спрашивай все, что, по твоему мнению, люди захотят узнать… и что твой журнал готов напечатать, – говорит он со смехом. – Я могу изменить свою массу незначительными, общими способами, как я сделал, чтобы пожать тебе руку. Поэтому я делаю это в нижней части своей массы, когда перемещаюсь из пункта А в пункт Б, или чтобы ответить на телефонный звонок, воспользоваться клавиатурой, открыть дверь и т.д. Но я могу удерживать эти преобразования только в течение коротких периодов времени. Я не могу превратиться в полноценного человека. Я обычная капля. Не самый захватывающий или активный монстр в округе, поэтому я в основном держусь особняком.
Ладно, теперь мое сердце сжимается из-за него. Я уверена, что мои чувства написаны у меня на лице. Этот бедный человек. Неужели он думает, что никто не захочет его компании? Люди в городе заставили его чувствовать это?
– Что касается того, где и как, – продолжает он, толи не обращая внимания на выражение моего лица, то ли просто погрузившись в свои воспоминания, – я целовал ту милую маленькую рыженькую, когда началась трансформация. Это было похоже на сильнейшее несварение желудка в мире, и мне пришлось оставить ее на переднем сиденье отцовского грузовика, где мы хорошенько запотели стекла, и сбежать в лес неподалеку. Думал, меня сейчас вырвет или обосрусь, а может, и то, и другое. Затем я увидел, как моя кожа начала меняться, а одежда рваться на части, когда я раздулся, а ноги исчезли. Я подумал, что спятил, что кто-то подсыпал мне в напиток наркотик.