Ч е п р а к о в. Обойдемся и без лавров. Походим с вами, поглядим. Там равнинный рельеф, сам манит… Есть возвышенности, островки твердой почвы. И не будем мы сразу начинать на болоте, начнем в феврале. А на незамерзающей части — в июле, когда жара. По зимнику, заранее подтащим металлоконструкции, песок, цемент, гравий.
А б р о с и м о в. Детский разговор.
С а м с о н о в. Вы считаете, проектировщики ошиблись?
Ч е п р а к о в. Проектировщики в Москве и в Ленинграде живут, это тоже запишите. Не первая их ошибка. На своем стоите, Николай Николаевич?
А б р о с и м о в. Стою.
Ч е п р а к о в. Так. (Он еще сдерживает себя.)
С а м с о н о в. Позвольте заодно, Николай Николаевич… Выхода у меня нет: товарищ Чепраков со мной не разговаривает. Почему так сразу, без подготовки, была растянута трасса? Без дорог, без опорных пунктов… Не в этом ли корень бед?!
Абросимов лишь пожимает плечами, не глядя.
Ч е п р а к о в (скорее Абросимову, чем Самсонову). Мы не могли иначе: у нас и часу лишнего не было. И нужно было начать везде, где возможно, чтобы закрутились машины и люди, чтобы вгрызлись в землю они, узнали бы каждую кочку, каждую складочку, чтобы заранее приноровились к своей земле, полюбили ее и начали жить… В условиях нашей времянки моральный фактор важен так же, как и технический. Вы скажете: план не выполняется, а я скажу — дело делается по широкому фронту, процесс накопления идет, люди притираются к природе, притираются друг к другу. Весной они рванут вперед, и вы увидите тогда результат. Неужели вас не учили диалектике? Поверьте этим людям! Вот только сейчас создаются на участках коллективы, партийные и комсомольские организации. А те, кто перезимует на отведенной им земле, тем преград потом не будет никаких!
А б р о с и м о в. Достаточно, Чепраков, демагогического витийства! Скажите, на каком основании вы так беспрецедентно, так самовольно прекратили работы в Бабановском прорабстве?
Ч е п р а к о в. На том, что нечего людям не в ту сторону идти. (В нем проснулся неистовый гнев. Говорит жестко, грубо.) Тогда так. От своего не отступлюсь. Даю приказ: вызывайте проектировщиков. Будем переделывать проект.
А б р о с и м о в. Посмотрим еще, что скажет главк.
Ч е п р а к о в. А мы поставим его перед фактом. Главк обязан был думать, когда сокращали сроки. Хватит нам, Абросимов, церемоний. Я — начальник строительства. Мне пять тысяч зарплаты платят. Мне крайком сказал. Этого достаточно.
А б р о с и м о в. Что вам крайком сказал?
Ч е п р а к о в. Делай, сказал, ежели веришь, ежели не боишься сломать голову.
А б р о с и м о в. Так вот, сломаете!
Ч е п р а к о в. Нет! Сломаю тем, кто станет мешать.
А б р о с и м о в. Мне надоела ваша беспардонная самоуверенность! Ваше хамство! Я отказываюсь с вами работать.
К а м и л (мягко). Это не позиция, Николай Николаевич.
А б р о с и м о в. У вас есть позиция?!
К а м и л. Точной нет… Я говорю о форме.
С и н и ц ы н. У меня вообще нет права голоса… Но, Николай Николаевич, это, ей-богу, похоже на бегство в критический момент… Как странно… на болотах мы могли бы поставить интересный эксперимент.
Ч е п р а к о в. Эксперименты где-нибудь ставьте. Нам нужен результат. (Вытирая пот с лица.) Вы коммунист, Николай Николаевич, вы не можете самовольно оставить работу.
А б р о с и м о в. Именно потому, что коммунист, я не стану вам потакать! (Уходит.)
Молчание. Лена где-то прижалась в углу. Вошел Т о л я.
Т о л я (Самсонову). Летчики вас требуют. (Чепракову.) Полуторку глушить или на подогреве держать?
Ч е п р а к о в. Грей, в ночь поедем на седьмой пикет.
Толя ушел.
С а м с о н о в. Значит, не можете уделить мне пяти минут?
Ч е п р а к о в (машинально). Какие вопросы?
С а м с о н о в. Хотел бы наедине… Может, выйдем?
Ч е п р а к о в (резковато сразу). Зачем это?
С а м с о н о в. Видите ли… Несколько сугубо личных вопросов.
Ч е п р а к о в. Сугубо? (С возмущением вдруг, властно.) Давайте ваши сугубые вопросы. Не стану я выходить.
С а м с о н о в. Вы себя и меня ставите в неловкое положение… Я бы хотел знать, какое у вас образование?
Ч е п р а к о в. А… (Вздохнул с усмешкой. Негромко.) Рабфак. Четыре дня учился в институте.
С а м с о н о в. Почему, извините, четыре?