В а л е р к а (не без лукавства). Так, соврал маленько. Пошутил.
Л а с т о ч к и н. Грубость, Вера, никогда не украшала женщину.
В е р а. Ты почему меня женщиной называешь? Какая я тебе женщина?
Л а с т о ч к и н. Я просто… без всяких задних мыслей… (Смутился.) Я, братцы, пожалуй, заниматься пойду… (Уходит.)
В а л е р к а (подозрительно). Он куда пошел?
С у х о д о е в. Там у него свой уголок. Ночью там девчата спят. А днем он занимается.
Н е л ю б и н. Раньше девчата тут спали, одеялом отгораживались. А теперь мы им удобство создали.
Ш в е ц (Валерке). Эй ты, сильно тебя пошвыряло волнами?
В а л е р к а (Кате). Это кто такой?
К а т я. Рыбак наш. (Усмехнулась.) Василий Прохорович Швец.
В а л е р к а. Василий Прохорович? Васька?
Катя кивнула.
(Швецу.) Ты в Ленинграде был?
Ш в е ц. Пока не был… а что?
В а л е р к а (секунду приглядывается). Выходит, ошибка. Маленько я ошибся. (Безразлично отвернулся. Кате.) Почему плохо живешь?
К а т я (пожала плечами). Шторм. Почту где брал?
В а л е р к а. Я тарбаганчика бил на Кабаньем мысу, смотрю — почтальон прикарабкался. Моторная лодка у него, в море боится идти. (Удивленно.) Хороший парень — боится! Я говорю — давай почту, мне по пути. (Начинает развязывать понягу.) Писем я тебе, девушка, шибко много привез!
Н е л ю б и н. За это тебе большая благодарность. (Значительно.) Письма нужные. Мы их ждем!
К а т я. Очень ты рисковал, Валерка.
В а л е р к а. Рисковал маленько.
Ш в е ц. Сумасшедший ты человек!
В а л е р к а (сразу оставил понягу). Я — храбрый!
Ш в е ц. Ты — дикий!
В а л е р к а. Я в Ленинграде учился.
Ш в е ц. Ишь ты какой мужичок!
В а л е р к а. А ты что думал? Я в райкоме комсомола работал. (На Суходоева.) С ним вот работал. Спроси-ка.
Ш в е ц. Врет?
П е ч к и н (стоит у стены). Он никогда не врет!
Ш в е ц (Валерке). Выгнали?
В а л е р к а. Не переизбрали.
Н е л ю б и н (с нетерпением). Ну, давай, парень, показывай почту!
В а л е р к а (возвращается к поняге. Вере). Я, понимаешь, в Ленинграде восемь классов кончил. Потом на турнике занимался, ногу сломал. Вот как получилось. Ногу сломал, домой поехал, обратно не захотел! (Отставил понягу. Нелюбину.) Он глупый? (Швецу.) Ты глупый, а?
Ш в е ц. А ты умный? Тебя кто гнал в такой шторм плыть?
В а л е р к а. Вот какой чудак! Все ему надо знать. Замечательный чудак. (Развязал наконец понягу. Вынимает почту.) Газеты, журналы. Держи, Катюша, — одно письмо, два, три, четыре, пять, шесть… Держи, Иван, тебе бумага из рыбокомбината. Держи еще, Катюша. И еще одно — восемь. А больше нету!
Ш в е ц. Хватит ей.
Все смотрят на Катю. Швец ложится на раскладушку с газетой.
П е ч к и н (как всегда — вдруг). Швец! Мне с тобой поговорить надо.
Ш в е ц. Начинай.
П е ч к и н. Выйдем на улицу.
Ш в е ц. Ох, неохота подниматься… (Вскакивает.) Ну пойдем!
С у х о д о е в. Куда зовешь! Говори при всех!
П е ч к и н. Ничего, мы в другой раз поговорим. (Уходит на кухню.)
Ш в е ц (вслед Печкину). Можно и сейчас! (Ложится.)
В а л е р к а. Почему все такие сердитые? А?
Н е л ю б и н. Что делать, парень. Пятнадцать дней в море не можем выйти! (Кате.) Почему письма не читаешь?
Катя молчит.
В е р а. От кого, Катя? (Настойчиво.) От кого?
Суходоев наблюдает за Катей.
В а л е р к а. Однако я умоюсь пойду. (Порылся в поняге, достал полотенце.) Всем вам приветы, мужики. От всех рыбаков. Везде маленько затишье пока. Маленько я умоюсь. (Уходит на улицу.)
Ш в е ц. Какую ты нам на завтра работу придумаешь, бригадир? Я больше палец о палец не ударю.
С у х о д о е в. Ты людей не смущай!
Н е л ю б и н (Суходоеву, резко). Он тебе правильно говорит!
Ш в е ц (яростно). Лодку засмолили, а она, оказывается, лодка эта, — старая, брошенная, никому не нужная. Платить за это никто не станет.
С у х о д о е в. Когда-нибудь, может, пригодится.
Н е л ю б и н. Лодка никому не нужная!