Л и з а. Не сердись. Не темней. Не удержалась… Проститься зашла.
Ч е п р а к о в. Не надо прощаться. Увидимся на трассе.
Л и з а (внезапно поняла все). Значит, опять вместе?
Ч е п р а к о в. Опять, Лиза.
Л и з а (внимательно смотрит на него). По-старому, Саша?
Ч е п р а к о в. Как захочешь. Иди, Лизавета, иди!
Чуть помедлив, Л и з а ушла.
(Рассматривает документы. Просительно.) Пошел бы ты ко мне на продовольственное снабжение, Максим… Жилья не даем, так хоть кормить хорошо будем. Трудно это… Снабженцы поналетели — воронье! Чувствуют поживу. Пойдешь?
П а т л а й. Нет!
Ч е п р а к о в. Был же ты в армии помощником по тылу… Хорошая работа, с живыми людьми… А?
Патлай отрицательно качает головой.
Что делать, Максим? Навалил я на себя такую махину… Не смог отказаться. Не приехал один знаменитый, прославленный, неохота в дебри ему… И вот надо лопатки подставлять. Сломаю голову! Что скажешь, Максим, сломаю?
П а т л а й. Дурак!
Поют гармони то с тихой удалью, то грустно. Минуло четыре месяца. Возникает квартира Абросимова на трассе. Звонит телефон. Вбежала Л е н а, следом К а м и л.
Л е н а (в трубку). Да, квартира… Абросимова нет. (Прижалась к стене.) Камил, Камил, как я устала… А этот дурак, Хватик, уговорил выпить водки. Завтра мне снова катить по трассе. (Трет лоб.) Авралы, авралы, все время прибывают новые люди и исчезают… Как в пропасть, проваливаются в тайгу… И заявка не составлена! (Ласково.) Камил, помогите.
К а м и л. Бу гюзаль хатынны, мин чиксез яротам. Перевожу на русский: эту прекрасную женщину я безумно…
Л е н а. Поможешь?
К а м и л. Якши! Почему ты развелась?
Л е н а. Он был иждивенец. Нормальный иждивенец.
К а м и л. Мало зарабатывал?
Л е н а. Мно-о-о-го! Известный человек и замечательно привык к этому… Слышите, какой ветер? Как сейчас должно быть тяжко в этих таежных коридорах… (Молчит, прикрыв глаза.) Просто он был иждивенец…
К а м и л. Пытался тебя вернуть?
Л е н а. Камил, взгляните, что там отец делает?
К а м и л. Накрылся пальто и спит. А после кого любила?
Л е н а. Многих! Больше всего Чепракова.
К а м и л. Неплохо!
Л е н а. Знаешь, мне его бывает так жаль! А мы все — сволочи. Ты что-нибудь слышал о его жизни?
К а м и л. По легендам Патлая. В сорок первом якобы повел по немецким тылам батальон лыжников. Там его ранило. Лыжники оцепили госпиталь, и немецкий хирург под советскими автоматами оперировал Чепракова…
Л е н а (устало улыбается). Но это же здорово!
К а м и л. Патлай говорит, в армии его обожали просто.
Л е н а. На трассе его любят. Живут плохо, а ему верят.
К а м и л. Я не клюю на это. Пора военной романтики прошла. Революционной — тоже. Он ископаемое. А дела плачевны.
Л е н а. Слушай, я пьяна… Не хочешь ко мне подойти?
К а м и л. Хочу, но боюсь.
Л е н а. Ну, тогда слава аллаху! (Устроилась на диване.) Сядь там, почитай. Мне вполне хватит пятнадцати минут.
К а м и л. Не опускай крылья! (Подходит, садится рядом, обнимает ее.) Мы еще вернемся в столицы и возьмем реванш!
Л е н а (совсем сонно). Уверен? Возьмем?
К а м и л. Бу гюзаль хатынны… Такую стройку пройти… потом можно потребовать к себе уважения…
Л е н а (встала вдруг, отошла). Слушай, катись!
К а м и л. Ты против?
Л е н а. Совсем не против… но ты очень робок.
К а м и л (мягко улыбаясь). Не нравлюсь?
Л е н а. Почему… Красив, толков, организован хорошо и по службе растешь… Катись, спать хочу! Ты в чем-то не уверен, мой милый, и сам не знаешь, что тебе нужно, женщины это чувствуют. Ты наберись храбрости и приходи.
Входит А б р о с и м о в. На плечи накинуто пальто.
А б р о с и м о в. О чем вы так громко?
К а м и л. О Чепракове.
А б р о с и м о в. Свежая, волнующая тема.
Л е н а. Мы были на именинах у Хватика. Он ревнует свою жену к Чепракову… И предлагает собирать ягоды пылесосом.
А б р о с и м о в. У Чепракова есть давнишняя пассия…
Л е н а. Она хороша.
А б р о с и м о в. Гм… Сегодня наш генерал, о котором вы так пламенно говорили, утвердил наконец проект организации работ по Бабановскому прорабству… Что ты суешь мне?
Л е н а. Градусник. Поставь и продолжай.