Спина все еще ныла, на рубашке то и дело проступала сукровица. Каждый шаг давался с трудом, поэтому Сунгерн никак нарадоваться не мог, что ему не приходится тащиться неведомо куда на своих двоих.
По ночам музыкант ловил на себе злобные, полные голодной ненависти взгляды. Было ли это воображение или взаправду кто-то таращился на него из полей и лесов – трудно сказать. Но страх никуда не девался.
Двухколесная повозка оказалась тряской, старой, да и на козлах с кучером они едва умещались, зато козырек и парусиновые стены защищали от зимних ветров первого снега.
Мчали быстро, но приходилось останавливаться на постоялых дворах, чтобы дать отдых кобылам. Кучер первое время почти не разговаривал, пряча лицо под шарфом, и изредка коптил небо едким табачным дымом. Явно дулся на то, что Миклош выдернул его из дому ни свет ни заря и велел везти какого-то юнца в далекие края не самой простой дорогой. Лишь на второй день пути оттаял, подкупленный песнями и легендами.
Спал музыкант урывками, и всякий раз видел в кошмарах прущее из черноты коридоров нечто. Видел ржавые сабли, темные волосы, слышал стоны мертвецов, чувствовал ужас и холод. Помнил, как падает раненая Такки…
Крови было много, в ушах застыл визг отвратительной многорукой твари.
Кислый ринулся на чудовище, трижды ударил топором, отшвыривая в сторону. Мертвецы навалились на него, облепили, изорвали одежду и искусали обломками гнилых зубов. Тогда Сунгерн отважно бросился на выручку спутникам… ну, как бросился, просто растолкал, пытаясь выгрызть пару мгновений. Их хватило, чтобы поднялась Такки, а Кислый прикончил четверых. Топор с треском входил в черепа, кинжалы девушки распарывали вздувшиеся животы безглазых страшилищ.
Убежать не удалось – вернулась многорукая. Втроем они вновь отогнали ее, но серьезно ранить не получилось. Такки истекала кровью и уже не могла идти. В память врезался багровый рубец, тянущийся через все лицо девушки. Была видна кость, левый глаз вытек…
– Ну, чего задумался? – наконец-то пробубнил кучер, хриплым прокуренным голосом разгоняя мрачные воспоминания. – Где там твои байки и песни? Повтори-ка ту, где собака до самой смерти приходила на озеро, в котором ее хозяин утонул. Вроде и тошно от таких историй, но на сердце теплее становится. О! Или про баб что-нибудь… Знаешь что-нибудь про баб?
– Что-нибудь знаю.
Они летели по большаку, оставляя за спиной Брейфорст с его лесами и ледяной моросью. Где-то впереди, оседлав горы, раскинулся Унгерфорст. А за ним, в долине, отделенной непроходимыми лесами, тянулись земли Дауэсфорста, сердца церковного протектората. Туда они и стремились. Туда так хотел попасть Сунгерн, чтобы не просто выполнить последнюю просьбу Такки, но и прославить свое имя.
Да, он вышел из подземелий один. Да, на нем сорвал злость принц воров. Тем не менее, многие герои проходили и через худшие испытания, перед тем, как прославится в веках. И он сумеет.
Музыкант аккуратно достал кошель и вытряхнул на ладонь глиф. Он был холодный и страшный. Засохшую кровь Сунгерн так и не решился счистить.
– Что за побрякушка? – спросил кучер.
– Мой пропуск в легенды, – важно ответил музыкант.