Род стиснул зубы, вжался в дощатый настил, ожидая ударов. Но его не стали ни бить, ни травить собаками. Пахло кровью и рвотой. Парень осторожно приподнялся, окинул взглядом довольно странную картину.
– Последний, – сказал капитан, обращаясь к лысому мужчине в потасканном колете, грязной рубахе и протертых на коленях штанах. – В каталажках больше никого нет, разве что в столице найдется с десяток, но тех не отпустят ни под каким предлогом.
Его собеседник был высок и худощав, из-за плеча выглядывала рукоять меча, что выглядело довольно глупо. Злое, морщинистое лицо. На подбородке белел шрам, пересекавший нижнюю губу. Воин произнес:
– Он полудохлый.
– И что с того? – пожал плечами гвардеец. – Два дня плут просидел в донжоне на холме – гнил в яме. До того побывал на столе у отцов-инквизиторов, а сегодня намеревался сбежать, да еще и бойца моего покалечил. Вот пес его и потрепал маленько.
– Мне тоже, честно говоря, все равно, – ответил лысый мужчина. – Но моя хозяйка может это расценить как оскорбление. Она просила никого не калечить. Даже если попытаются сбежать.
Капитан пожевал ус.
– Да накласть мне. Я присягал королю, а не таким, как твоя хозяйка.
– Пожалеешь.
– Вряд ли, – хмыкнул гвардеец. – Нечего тут губы дуть, бродяга. Мы стоим по одну сторону. Не понимаю вашей озлобленности…
– Часто тебе приходилось, дворцовый солдат, спать в горных распадках? Прямо на камнях или траве, под голым небом? – тихо, но гневно проговорил лысый. – В развалинах городов и старых часовнях? Пухнуть с голоду на большаке, выкапывать коренья, воровать картошку или тыкву с бахчи? Ни один гавнюк нас на порог дома не пустит! Поживи как я, поймешь, почему злюсь.
– А хоть и так, – буркнул капитан, – плевать. Выбор у тебя в свое время был, полагаю, не многим шире выбора вот этого стонущего прощелыги. Ты не захотел идти на эшафот, а теперь изволишь распускать нюни. Утрись. Мы уходим.
Гвардейцы, напоив лошадей, отправились вон из лесного поселения. Ни один даже не оглянулся.
Род остался под надзором лысого мужчины. Почему-то он казался намного опаснее гвардейцев. Ленивые жесты, холодные глаза, меч за спиной…
– За что тебя схватили? – спросил лысый.
– Вначале за шиворот, – ответил Ловкач, – потом – за руки.
– Шуткуешь?
– Плакать не люблю, бояться надоело. Веселю себя понемногу.
– Отвечай серьезно: в чем тебя обвиняют? Это важно, – лысый наклонился. От него мерзко пахло. – Не юли.
– Обменял воз сена на флакончик «драконьей крови», – улыбнулся Род. – И это уже не шутки.
– Да неужели? – хохотнул воин. – Говорят, «драконья кровь» способная прожечь даже лучшую сталь.
– Чтоб мне сгнить заживо, если не так! – парень приложил ладонь к сердцу. – Я случайно пролил немного «крови» на сундук сборщика податей, случайно подобрал несколько выпавших монеток… И угодил в лапы церковников.
– Стало быть, ты теперь мракобесец? Я слыхал, если человек попадает в пыточную, его оттуда либо трупом выносят, либо обвиняют во всех тяжких и отправляют на кол. Если повезет – на костер.
– Кол должен был вернуть меня пред ясны боженькины очи, – Род болезненно скривился. – Но я почему-то еще жив и нахожусь здесь. Кстати – где мы?
– Охотничья деревушка, – ответил лысый воин. – Что будет тут к следующему утру – не знаю… Идем. Надо показать тебя хозяйке. Выломай штакетину из вон той ограды и опирайся на нее. Не хочу, чтобы капкан переломал тебе кости.
Хозяйкой оказалась девка в замурзанном дорожном платье, едва прикрывающем колени. Она сидела на табурете, бесстыже расставив ноги в стоптанных сапогах, и обгладывала вареное куриное бедрышко.
– В деревне хватает свободных хибар, – сказал лысый. – Почему ты торчишь в голубятне? Здесь от голубей осталась только вонь, перья и слой засохшего дерьма на жердях.
– Привычка, – девушка пожала плечами. – А кто это с тобой, Торад? Почему скачет на одной ноге?
– Последний пленник, – проводник Рода улыбнулся. – Песик охотников не дал ему сбежать от гвардейцев.
– Занятно, – она отбросила объеденную ножку и потянулась к оловянной кружке. Сделав глоток, утерла рот рукавом и произнесла: – Тьфу, какая дрянная брага у них… Так, слушай сюда, отведи беднягу в амбар и возвращайся ко мне. Хочу немного взбодриться. Ночь обещает быть бессонной. – Она довольно живописно облизнула губы и медленно провела тыльной стороной ладони по бедру. – Только к кузнецу по дороге зайдите – пусть его освободит.
Торад усмехнулся, затем легко забросил Рода на плечо и вышел вон.
Ловкач не видел ничего, кроме вдавленных в грязь досок, заменявших в поселении брусчатку, и пучков пожелтевшей травы вдоль обочины. Зато услышал достаточно. Пьяные песни, визжащие звуки точильного камня, лязг доспехов и негромкое покашливание. В деревне и вправду хватало умельцев по оружию, как и говорили охотники. Очумелый монах пока еще не объявлялся, но это, как подумал Род, лишь дело времени.
Они заглянули к кузнецу, который снял капкан, затем побывали у травника, перевязавшего раны и напоившего Ловкача кислым лечебным отваром. На лавке спала лесная дева: ее омыли и обрядили в грубошерстную одежку.
Утреннее солнце пробилось сквозь хмарь, окрасив кроны дубов бледным багрянцем.
У дверей амбара дежурили охотники с волкодавами на поводках.
– Я бы посоветовал тебе, курчавый, провести этот день в молитвах, но знаю, что такие, как ты, в бога не веруют! – Лысый воин втолкнул Рода внутрь и закрыл дверь.