Затаив дыхание, Лось оглядывал эту, с запахом тления и плесени, сокровищницу, где молчала, закованная в книги, мудрость тысячелетий, пролетевших над Марсом.
На цыпочках он подошёл к полке и стал раскрывать книги. Бумага их была зеленоватая, шрифт геометрического очертания, мягкой, коричневой окраски. Одну из книг, с чертежами подъёмных машин, Лось сунул в карман, чтобы просмотреть на досуге. В металлических цилиндрах оказались вложенными желтоватые, звучащие под ногтем, как кость, валики, подобные валикам фонографа, но поверхность их была гладкая, как стекло. Один из таких валиков лежал на ящике с экраном, видимо приготовленный для заряжения и брошенный во время гибели дома.
Затем Лось открыл чёрный шкаф, взял наугад одну из переплетённых в кожу, изъеденную червями, лёгкую, пухлую книгу и рукавом осторожно отёр с неё пыль. Желтоватые, ветхие листы её шли сверху вниз непрерывной, сложенной зигзагами, полосою. Эти, переходящие одна в другую, страницы были покрыты цветными треугольниками, величиною с ноготь. Они бежали слева направо и в обратном порядке неправильными линиями, то падая, то сплетаясь. Они менялись в очертании и цвете. Спустя несколько страниц между треугольниками появились цветные круги, меняющейся, как медузы, формы и окраски. Треугольники стали складываться в фигуры. Сплетения и переливы цветов и форм этих треугольников, кругов, квадратов, сложных фигур бежали со страницы на страницу. Понемногу в ушах Лося начала наигрывать едва уловимая, тончайшая, пронзительно печальная музыка.
Он закрыл книгу, прикрыл глаза рукой и долго стоял, прислонившись к книжным полкам, взволнованный и одурманенный никогда ещё не испытанным очарованием – поющая книга.
– Мстислав Сергеевич, – раскатисто по дому пронёсся голос Гусева, – идите-ка сюда, скорее!
Лось вышел в коридор. В конце его, в дверях, стоял Гусев, испуганно улыбаясь:
– Посмотрите-ка, что у них творится.
Он ввёл Лося в узкую, полутёмную комнату, в дальней стене было вделано большое квадратное матовое зеркало, перед ним стояло несколько табуретов и кресел.
– Видите – шарик висит на шнурке, думаю, – золотой, дай сорву, глядите, что получилось.
Гусев дёрнул за шарик. Зеркало озарилось, появились уступчатые очертания огромных домов, окна, сверкающие закатным солнцем, машущие ветви деревьев, глухой гул толпы наполнил тёмную комнату. По зеркалу, сверху вниз, закрывая очертания города, скользнула крылатая тень. Вдруг огненная вспышка озарила экран, резкий треск раздался под полом комнаты, туманное зеркало погасло.
– Короткое замыкание, провода перегорели, – сказал Гусев, – а ведь нам надо бы идти, Мстислав Сергеевич, ночь скоро.
– А вы не торопитесь, Алексей Иванович, – сказал Лось, поглядывая на лазоревые цветы. – На поверхности Марса некогда существовал водоём с солёной стоячей водой. К такому выводу пришли специалисты NASA на основании данных, полученных при помощи марсохода «Opportunity». Он исследовал несколько марсианских камней, которые возможно образовались, как отложения на дне стоячей или медленно текущей воды. Это дало учёным возможность предположить, что «Opportunity» высадился в том месте, где когда-то проходила береговая линия солёного моря глубиной не менее пяти сантиметров и протекавшего со скоростью около десяти сантиметров в секунду.
– Да, заехали, – сказал Гусев.
Игорь Северянин. Увертюра.
Герберт Уэллс. Война миров.
Эдгар Аллан По. Необыкновенное приключение некоего Ганса Пфааля.
Эдгар Аллан По. Гимн Несэси из поэмы «Аль-Ааараф». Перевод Валерия Брюсова.
Эдгар Берроуз. Дочь тысячи джеддаков.
Эдгар Берроуз. Владыка Марса.
Льюис Кэрролл. Охота на Снарка. Перевод Григория Кружкова.
Говард Лавкрафт. Сомнамбулический поиск неведомого Кадата.
Говард Лавкрафт. Память.
Говард Лавкрафт. Сны ужаса и смерти.
Алексей Толстой. Аэлита (Закат Марса).
Борис Смоляк. Яблочко.
Александр Малышкин. Падение Даира.
Владимир Луговской. Песня о ветре.
Игорь Афанасьев. Пилотируемый полёт на Марс… четверть века назад.
Геннадий Михеев. Жизнь на Марсе есть. Пока.