Алекс переместил наушник и потер шею. Эта часть его тела являла собой ряд из обломков хрящей и сплющенных межпозвоночных дисков. Его отряд сопровождал президентский кортеж, когда автомобиль, в котором он находился, перевернулся. Водитель пытался избежать столкновения с оленем. В результате этого небольшого кульбита Алекс сломал себе шею. После нескольких операций и вживления в позвоночник стержня из первоклассной нержавейки его рост уменьшился почти на дюйм. Но Алекса это не огорчало, поскольку осанка после операций значительно улучшилась – стальной стержень отказывался сгибаться. Алекс мог бы оставить службу по инвалидности, но не этим он хотел закончить свою трудовую деятельность. Агент Форд не имел ни жены, ни детей, и ему решительно некуда было податься. Несколько месяцев после травмы ему пришлось заниматься разборкой бумаг. Одновременно он тренировался до седьмого пота, и медики в конце концов снова благословили его на оперативную работу.
И вот теперь, в возрасте сорока трех лет, после того как большую часть своей взрослой жизни он провел в состоянии повышенной бдительности среди всеобщей скуки – типичное состояние агента секретной службы, – он пришел к выводу, что проявил себя полным дебилом, когда решил продолжить работу. Ведь вполне можно было бы найти себе что-нибудь позабавнее. Например, жену.
Алекс прикусил губу, чтобы справиться с тлеющей жаром болью в шее, стоически наблюдая за тем, как супруга премьер-министра запихивает в рот гусиную печенку.
«То еще зрелище».
Глава четвертая
Оливер Стоун выбрался из такси.
Прежде чем отъехать, водитель презрительно фыркнул:
– Для меня ты все едино бездомный бродяга, как бы хорошо у тебя ни был подвешен язык.
Стоун молча посмотрел вслед отъезжающей машине. Он уже давно перестал реагировать на замечания подобного рода. Пусть люди думают так, как хотят думать. Кроме того, он действительно выглядел как бродяга. Стоун прошел в небольшой сквер рядом с кварталом, именуемым Прибрежным комплексом, и понаблюдал за тем, как коричневатые воды Потомака лижут камни набережной. Какой-то любитель граффити, которого, видимо, не смущала близость воды под задницей, старательно разрисовал бетонную стену. Совсем недавно здесь по проходящей над берегом скоростной дороге Уайтхерст мчалась лавина машин, но к этому времени ночная жизнь переместилась в Джорджтаун. Он сулил прекрасное времяпрепровождение тем, кто имел наличные или был владельцем надежной кредитной карты. У Стоуна, увы, не было ни того, ни другого. Впрочем, большинство гуляк назвали бы это время глубокой ночью. Вашингтон – город, где люди рано отправляются в постель и рано встают.
Потомак выглядел очень тихим. Полицейский катер, регулярно патрулирующий реку, видимо, ушел вниз, к мосту Вудро Вильсона. И это очень хорошо, подумал Стоун. По счастью, и на суше он не встретил ни единого полицейского. Америка – свободная страна, но она менее свободна для человека, который обитает на кладбище, носит почти лохмотья и шляется в округе, где живут зажиточные люди.
Стоун прошел вдоль берега, обойдя стороной Парк имени Фрэнсиса Скотта Ки,[2] прошел под мостом Фрэнсиса Скотта Ки, затем миновал и монумент знаменитого композитора. Явный перебор, думал Оливер. Так увековечить парня, стихи которого невозможно запомнить! Небо над головой было похоже на чернильное море с мазками облаков и светлыми точками звезд. После введения запрета на ночные полеты в национальном аэропорту Рональда Рейгана выхлопные газы реактивных лайнеров уже не оскверняли волшебную красоту неба. Когда он подошел к безвкусно размалеванному зданию местного яхт-клуба, его окликнул знакомый голос:
– Это ты, Оливер?
– Да, Калеб. Все уже здесь?
В поле зрения Стоуна появился среднего роста человек с округлым брюшком. Калеб Шоу был облачен в костюм девятнадцатого века. Его короткие седеющие волосы прикрывал котелок. Суконный жилет украшала старомодная цепочка карманных часов. Калеб Шоу носил длинные бакенбарды и аккуратно подстриженные усы.
– Робин здесь, но он отошел… м-м… облегчиться. Милтона я пока не видел.
– Неудивительно. Милтон – яркая индивидуальность, но, как всегда, несколько рассеян, – вздохнул Стоун.