После утренней поверки и контроля за получением провизии, следует заслуженный нормальный человеческий завтрак. Все страх как истосковались по горячей пище, поэтому порция жирного, наваристого супа воспринимается на ура. Плотно, от души перекусив, направляюсь в штаб. Необходимо вручить по инстанциям все составленные мной рапорты, а заодно узнать, чем командование озадачит нас на сегодняшний день. Новости радуют не сильно. Из моей роты два взвода направляются устанавливать колючую проволоку, а один выделяется для почетного караула на торжественные похороны погибших. Вот это совсем плохо. И плохо вдвойне. Во–первых, я терпеть не могу такие процедуры, а что еще хуже, так это то, что я, как командир роты, просто обязан возглавить выделенный для парадного погребения взвод.
Вообще при жаркой заварухе, убитых закапывают в братские могилы на скорую руку, в виду элементарного отсутствия как времени, так и гробов. Но сейчас на фронте относительно спокойно, поэтому погибшие получают право на торжественные похороны. Сегодня страна, которую они защищали, милостиво согласилась уделить им часть свого державного внимания. От каждой роты в полку выделяется по одному взводу для формирования почетного караула. У солдат примкнуты штыки, офицеры держат сабли наголо. Мы стоим на вытяжку на краю поля, людской импровизацией превращенного в огромное кладбище. Перед нами разрытые могилы со стоящими возле них свежесколоченными закрытыми гробами. В них лежат те, кто погиб или умер от ран совсем недавно. Они правильно выбрали время для смерти, получив тем самым для себя церемонию торжественного погребения. К тому же, сегодня хорошая погода. Небо очень хмурое, но нет ни дождя, ни ветра.
Позади могил стоит офицер в звании майора. Он держит в руках список погибших. Рядом с ним еще несколько офицеров и священник. Военные в парадной форме, священник в темном облачении. Чуть дальше, на грубо сколоченной табуретке, большой патефон. Теперь все готово. Майор принимает скорбный вид, громко командует «смирно!» и траурная церемония прощания начинается.
— Эдмон Флобер! – громко провозглашает майор.
— Погиб за Францию! – хором отвечает почетный караул.
— Гюстав Леру! – раздается над полем.
— Погиб за Францию! – доносится в ответ.
— Шарль Бине!
— Погиб за Францию!
— Эжен Форестье!
— Погиб за Францию!
— Николя Шарнэ!
— Погиб за Францию!
…Майор называет имена и фамилии убитых долго. Но на каждое имя у почетного караула есть только один ответ: погиб за Францию! Наконец, список оглашен полностью. Полковой кюре неторопливо проходит вдоль линии лежащих пред ним гробов. Он бормочет под нос молитву, щедро кропя святой водой и сами могилы, и их обитателей, терпеливо ожидающих окончания процедуры. Наконец, в дело вступают могильщики. На широких ремнях они опускают гробы в глубокие ямы. В их руках это дело спорится проворно, привычно.
Громко и раскатисто подается команда «карау–у–у–л, залпо–о–о–м, пли!». В ту же секунду грохот солдатских винтовок раскалывает осеннее небо. Живые отдают последний салют мертвым. Ребята из похоронной команды берутся за лопаты, начиная засыпать могилы. Глухими, противными шлепками падает на деревянные гробы размокшая земля.
— Пли! — вновь звучит приказ и снова в ответ следует громкий залп.
— Пли!
Залп…
— Пли!
Залп…
— Пли! – раздается в последний раз, и эхо винтовочного огня отдает убитым последнюю почесть. Один из офицеров ставит на патефоне пластинку. Из широкого раструба по полю разносится мужской тенор, громко и торжественно исполняющий «Марсельезу».
Оглашен печальный список. Отзвучал государственный гимн. Отгремели прощальные выстрелы. Могилы засыпаны, молитвы прочитаны. Траурный почетный караул уходит, салютуя своим товарищам на прощание штыками. Деревянные кресты с именами погибших, поставят сегодня, но чуть позже, без нас. Франция отдала своим мертвым детям прощальные почести. Для живых, закончилась очередная церемония похорон. А для тех, кого мы хоронили сегодня, закончилось все. Вообще все. Через несколько дней их родные получат похоронные извещения.
…Он был примером для солдат нашего батальона…