В Милан тем временем начинают съезжаться критики со всего мира — из Парижа, Берлина, Нью-Йорка, Лондона, Вены. Как обычно, все билеты проданы, и утром 9 февраля люди, несмотря на мороз, стоят в очереди, чтобы попасть на галерею. На премьере присутствует множество выдающихся деятелей культуры, в том числе княгиня Летиция Бонапарт[69], министр народного просвещения Мартини, Джозуэ Кардуччп, Джузеппе Джакоза, Джакомо Пуччини, Пьетро Масканьи, самые блестящие аристократы и крупные промышленники. Король прислал телеграмму с извинениями, что не может присутствовать на повой опере Верди, он поздравил маэстро и пожелал ему успеха. И снова триумф — рукоплескания, крики, восторги, всеобщее возбуждение. Морель вынужден повторись песенку «Quando его paggio» («Когда я был пажом»), затем бисируется квартет «кумушек». А после романса «Dal labro il canto» («С губ слетает песня») казалось, театр рухнет от грома аплодисментов. Естественно, Верди вызывают множество раз, и композитор выводит с собой на сцену Бойто, чтобы тот разделил с ним радость победы. Кардуччп на другой день пишет жене: «Премьера «Фальстафа» в «Ла Скала» была совершенно необыкновенной. Великий Старец Верди, когда я пришел поздравить его, обнял меня и поцеловал».
И на этот раз толпа провожает Верди до гостиницы и не хочет расходиться. Вспыхивает иллюминация, и Верди выходит, чтобы поблагодарить. Кассовый сбор от премьеры составляет 90 тысяч лир. Это рекорд. Ликует импресарио Ппонтелли. Радуется издатель Джулио Рикорди. Он прекрасно понимает, что «Фальстаф», учитывая возраст автора, последняя опера Верди. Между тем издатель выиграл и другую битву. Столь же искренний и горячий прием имел в Турине Джакомо Пуччини со своей «Манон Леско». Теперь «сьор Джули» уверен, что нашел преемника Верди. А он действительно нужен, потому что конкуренция с издателем Сонцоньо и его молодыми композиторами Масканьи, Леонкавалло и Джордано становится все ощутимее. В газетах появляется сообщение, что кое-кто из высокопоставленных особ советует королю пожаловать Верди титул маркиза Буссето. Маэстро возмущен до глубины души, только этого еще не хватало — стать маркизом! Он тотчас же телеграфирует министру Мартини: «Читаю в «Персеверанце» сообщение, что мне будет пожалован титул маркиза. Обращаюсь к вам как художник с просьбой сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать этому. Моя признательность будет особенно велика, если этого не произойдет». Сначала поставили его статую в вестибюле «Ла Скала», затем наградили орденом Большого креста Сан-Маурицио и Лаццаро, потом вздумали устроить юбилей, а теперь еще этот знатный титул. Нет, он не согласен, он не желает раньше времени отправляться в мавзолей. Он хочет быть просто Джузеппе Верди из Ле Ронколе, музыкантом и земледельцем. Тем, кем он был всю жизнь. К счастью, ответ от министра приходит утешительный, хотя и несколько высокопарный: «Тот, кто сегодня является королем музыки во всем мире, не может стать маркизом Буссето в Италии. Эту мысль его величество высказал мне сегодня утром, когда я вручил ему вашу телеграмму, которая была ему очень приятна».
Теперь Верди может успокоиться. Поскольку «Фальстаф» будет поставлен 15 апреля в Риме, он воспользуется этим, чтобы немного почистить партитуру. Перед премьерой маэстро принимает на Капитолии король. Верди вручается грамота почетного гражданина Рима. Он вздыхает: ладно, он доволен. Но все это лишнее. Вечером на спектакле снова грандиозный успех. Овации, возбуждение, восторги. Верди кажется, что люди не слушают его «Фальстафа» и оркестр с таким же успехом мог бы играть что угодно, а певцы исполнять другую музыку — все равно был бы успех. Успех, потому что тут он, такой старый, седой, восьмидесятилетний, такой исхудалый. Настолько старый, что кажется одним из пережитков Рисорджименто. И вот он благодарит, кланяется, улыбается. Печальными бывают и триумфы, если разобраться как следует. На другой день вечером под окна гостиницы «Квиринале», где остановился маэстро, является в полном составе оркестр римского театра и исполняет в его честь в присутствии взволнованной праздничной публики небольшой концерт. Еще и это надо пережить. Просто не верится. Он снова должен благодарить и слушать приветствия рукоплещущей толпы. Он больше не может. Он хочет остаться один. К чему все это? Он же знает, что «Фальстаф» — это его прощание с музыкальным театром.
На сочинение «Фальстафа» Верди потратил гораздо меньше времени, чем на «Отелло», — менее четырех лет. В результате получилась опера, которая с точки зрения техники безупречна. Все продумано, все мудро, все написано прекрасно, превосходно. Великий Старец пожелал сделать свой стиль и язык легкими, прозрачными, проникновенными, светлыми. И ему удалось это — в опере есть такие тембровые сочетания, такие гармонические решения, которые удивляют своей красотой и необычностью. Верди захотел продемонстрировать, что и он, когда берется за дело, умеет быть образованным, эрудированным, даже изысканным. Вот как надо преодолевать с поразительной легкостью самые большие трудности и с непринужденностью танцевального на совершать на нотном стане сальто-мортале. Исключительно велико его мастерство — как часто развитие музыкальной фразы идет от одного голоса к другому или даже от оркестра к голосу. В элегантной, непринужденной манере маэстро словно шутя изобретает нескончаемую череду веселых, ироничных, сатирических мелодий, отличающихся поистине поразительным богатством музыкальных красок. В опере есть великолепные эпизоды, например, когда Форд замечает Фальстафу: «Вы военный человек!», или же в маленьком мадригале того же Форда «L’amor che non ci da mai tregua» («Любовь, не дающая нам покоя»). В других местах Верди явно подшучивает над своими юношескими операми, пародируя оперные приемы прошлых лет, которые он и сам нередко употреблял, или же подражает звучанию старинных инструментов XVII и XVIII веков, предназначенных для исполнения салонных арий и менуэтов. И в финальной фуге ощущается даже стиль Баха. Верди словно старается доказать всем, кто постоянно обвинял его в грубости и необразованности, что умеет владеть нотами, как хочет. И дуэт Квикли и Фальстафа в первой половине второго акта необычайно забавен своим тонким остроумием и оркестровыми акцентами точно выверенных и чрезвычайно естественно завершенных пассажей.
Почти все критики единодушно признают «Фальстафа» одним из самых великих вердиевских шедевров, если даже не самым великим его сочинением. Известно, что абсолютное предпочтение отдавал этой опере Артуро Тосканини. А маэстро Клаудио Аббадо утверждает, что «Фальстаф», безусловно, опера исключительно трудная для исполнения, отличается неповторимой правдивостью и техническим совершенством… Это плод творчества человека, умудренного жизнью, но сохранившего дух молодости, полного энтузиазма и ставшего мудрецом».
Наверное, на это можно было бы возразить словами Хемингуэя: «Мудрость стариков — это великий обман. Они становятся не мудрее, а внимательнее». И в этой опере Верди исключительно внимателен, он следит за каждой самой мелкой деталью, заботится о любом эффекте, использует самую изощренную технику, чтобы придать своему «Фальстафу», которому суждено стать его последним произведением, значимость и весомость. Вот почему в опере есть места поразительной чистоты и прозрачности, ситуации, разрешенные иронично и остроумно. И, кроме всего, Верди развлекается щегольским цитированием. Фраза Пистоля во второй половине первого акта «State all’erta, all’erta!» («Стоять смирно, смирно!») — это не что иное, как дань почтения «Севильскому цирюльнику» Россини и восклицание Дона Базилио «Come un colpo di саnnonе!» («И как бомба разрывает!»). Стоит еще обратить внимание на музыкальный рисунок, которым открывается вторая сцена второго акта, — это четкая, отнюдь не случайная перекличка с Аллегро из Концерта до мажор для фортепиано с оркестром Моцарта. Но и это еще не все — в нерпой части третьего акта возникает тема, звучащая прямо-таки эхом из Вагнера. Так что в этой последней опере Верди есть и розыгрыш, и алхимия, и ученость, и бравада. И в ней есть также идиллические сцены и лирико-иронические. Но в ней нет, во всяком случае на мой взгляд, широкого дыхания, полета фантазии, нет страсти. Конечно, это шедевр, слов нет, но он похож на дагерротип.
69
Бонапарт Летиция (1820–1904) — дочь брата Наполеона, Жерома Бонапарта, жена Анатоля Демидова, играла важную роль при дворе Наполеона III.