С вашего позволения, я кратко остановлюсь на самом очевидном. Убийство… а было ли оно вообще? У меня нет в этом твердой уверенности, как, полагаю, нет и у вас. Все вы, думаю, правильно восприняли показания доктора Паркса и отметили, как я надеюсь, что из них можно сделать вполне определенные выводы. Целые сутки с лишним он не понимал, в каком состоянии находился больной, и прописывал лечение, в данном случае совершенно бессмысленное. Он пригласил второго врача лишь тогда, когда несчастный ребенок пребывал in extremis[39] и спасти его было невозможно. Практически — я понимаю, что говорю резко, но мой долг называть вещи своими именами, — практически мальчик до самой смерти оставался без лечения и ухода. Если б его пользовал врач более компетентный, кто знает, чем бы все закончилось. Я полагаю, что в большинстве своем вы, как и я, считаете: если б не доктор Паркс, Филипп Аркрайт вполне мог бы выжить…
Сэр Айки излагал ясно и просто, ни разу не повысив голоса и не прибегнув к тем низким раскатистым интонациям, которым порой сбивал с толку слишком уж самоуверенных свидетелей. Затем он перешел к миссис Родд, отметив, что у нее имелись основательные мотивы: четыре тысячи фунтов, что наследуют они с мужем, — целое состояние для таких, как они. Она приготовила салат, она же его и выбросила. Ей даже не нужно было заходить в столовую, чтобы подсыпать пыльцу в салат, — она собственноручно его готовила и могла подмешать что угодно. Салат она, разумеется, вымыла, как подтверждает служанка Ада. Ну и что? Она в любом случае не стала бы подавать на стол грязный латук. Если она хотела подмешать в приправу пыльцу, то, разумеется, сделала бы это, закончив готовить салат.
— Теперь перейдем к обнаружению вырезки, каковую обвинение считает веской уликой против моей подзащитной. Странно, однако, все это выглядит, дамы и господа! Доводилось ли вам слышать о чем-нибудь столь же необычном? Во-первых, зададимся вопросом: откуда она взялась? Ответ: этого не знает никто. Вы слышали показания хозяина газетного киоска. Сперва он и его жена считали, что газету заказал муж миссис Родд. Теперь же, через несколько недель, на протяжении которых все местные жители подхлестывали в себе слепую предубежденность против моей подзащитной, он вдруг решил, что заказывала она сама. Но и сейчас он не готов в этом поклясться. Ему только кажется, что так и было. Пустое заявление — всего лишь предположение — ничего серьезного. Истина такова, что лицо, заказавшее газету, нам неизвестно. Им мог быть кто угодно — мистер Родд, миссис Родд, даже мистер Гиллингем, наш любопытный учитель.
И как же эту вырезку обнаружили? Жаль, что меня в ту минуту там не было. Я, как и вы, слушал мистера Гиллингема и только диву давался. Перед ним — обширная библиотека, множество разных книг. Он отрицает, что шарил по полкам. Однако же идет прямо к ним и из сотен книг извлекает одну-единственную, которую давным-давно никто в руки не брал, и именно в ней почему-то оказывается этот столь удобный для обвинения документ. Как это он его вдруг нашел? Он и сам не знает. Или том чуть выступал из общего ряда, привлекая внимание? Или из книги заманчиво выглядывал уголок вырезки? Быть может, ее специально туда вложили — подсунули, по-моему, тут скорее подходит, — с тем чтобы первый же гость наверняка ее обнаружил? «Не знаю, не знаю, не знаю» — повторяет наш мистер Гиллингем — и мы вынуждены повторить следом за ним.
Но вот что мы знаем. Некто, лицо нам совершенно неизвестное, приобрел номер «Наставника Восточного Эссекса», страница из которого обнаружена при невыясненных обстоятельствах в книге, где она пролежала одному Богу ведомо сколько времени. Что из этого следует, дамы и господа? Только и исключительно одно: любое лицо, буквально любое, посещавшее этот дом, могло знать о последствиях, к каким приводит достаточное количество съеденной пыльцы плюща. Не доказано, что кто-либо из обитателей дома это знал. Не доказано, что другие об этом не знали. Например, Родд, садовник, вполне может быть осведомлен о свойствах местных трав и растений. Или его жена, готовившая салат. И он, и она в любом случае могли знать.
А мы, что мы знаем? — задаюсь я вопросом. Ответ напрашивается сам собой: ровным счетом ничего.
На этом я мог бы закончить и просить вас оправдать мою подзащитную, благо все ясно и так. Но хотя в мои обязанности отнюдь не входит брать на себя функции обвинения и находить виновных, вероятная разгадка тайны представляется мне столь очевидной, что я почел долгом поделиться с вами своими соображениями. Возможно, никакого убийства и не было. Вопреки показаниям сержанта полиции, я лично не убежден в том, что пыльца плюща, которая, вероятно, имелась в салате, не могла попасть туда чисто случайно. Допустим, однако, что преступление имело место. В таком случае придется признать, что виновное в нем лицо, увы, нам уже неподсудно.