– Тогда понятно, – с уважением кивнула я. Если Кира Ивановна говорит, что смягчающие обстоятельства были, значит, так оно и есть. – А у меня дело про любовь. Жених застал невесту в квартире преподавателя в неурочное время и в слегка разоблачённом виде. Как водится, приревновал, после чего профессора нашли убитым. Крутился там ещё один фигурант, он взятку принёс.
– И как фамилия профессора? – спросила Кира Ивановна, прихлёбывая чай и заедая его конфеткой.
Я откусила пирожок, стараясь, чтобы крошки не сыпались на клавиатуру, и, тщательно прожевав, ответила:
– Черненко, Пётр Михайлович.
– Черненко, – задумчиво повторила Кира Ивановна. – Черненко. Знакомая фамилия. Фигурировал в том деле аспирант Черненко, это точно. А подсудимая – лаборантка Глаголева. Я ещё запомнила – как актриса Верочка Глаголева, я её просто обожаю. Помнишь тот фильм, где она Рыбникова щипала? Там, где Проскурин за ней сумку носил? Неужели не помнишь? – Кира Ивановна даже разволновалась, негодуя на мою забывчивость. – Называется «Выйти замуж за капитана», – пыталась она пробудить мои воспоминания подсказками, но, убедившись, что из этого ничего не выйдет, оставила свою затею.
– Нет, не помню я такого фильма, – виновато призналась я.
– А у меня феноменальная память, – похвасталась старушка. – Особенно на фамилии. Этот аспирант Черненко изнасиловал подсудимую Глаголеву, а она в отместку ударила его ножом в живот. Аспиранту удалили селезёнку, и он стал инвалидом. Вот тебе и тяжкий вред здоровью.
– Почему же не подали встречный иск об изнасиловании? – удивилась я.
– По-моему, – собрала лоб складками Кира Ивановна, – иск подавали, только дело не выгорело.
– А почему же?
– Дорогая моя, ты слишком много от меня хочешь, – улыбнулась секретарша. – Всё-таки двадцать лет прошло…
Прекрасно отдавая себе отчёт в том, что грубо льщу, я восхитилась, делая пометки в блокноте:
– У вас не голова, а Большая Советская Энциклопедия! И как вы, Кира Ивановна, всё запоминаете?
– Работа такая, – зарделась старушка, заглотив наживку. – Ты, Агата, допивай чай и отправляйся домой. Я всё равно цветы сначала опрыскивать буду, потом подкормку подсыпать, так что проторчу здесь часов до шести. Если придут клиенты, свяжусь с тобой по телефону.
– Вот спасибо, Кира Ивановна, – обрадовалась я, легко получив желаемое.
Напрасно я считала себя великим манипулятором, Кира Ивановна не осталась в долгу.
– Спасибо в карман не положишь, – пробормотала старейшая сотрудница конторы. – С тебя, моя дорогая, рецепт бабушкиного штруделя.
По дороге на дачу я заехала в супермаркет и купила баночку мидий и пару грейпфрутов. Мидии предназначались для бабушки, грейпфруты – деду. Честно говоря, обожаю своих стариков и всякий раз, когда их навещаю, стараюсь приехать не с пустыми руками. Каждую осень, следуя этой дорогой, я собираюсь купить хорошую камеру и заняться пейзажной съёмкой. Если бы вы увидели чарующие левитановские пейзажи, которыми так богаты наши дачные места, вы бы тоже загорелись этой идеей. Но осень проходит за осенью, клёны и липы год за годом желтеют, краснеют и облетают, а фотокамера до сих пор пылится на полке магазина. Всегда находятся неотложные дела, которые отодвигают творческие планы на потом, делая их несбыточной мечтой.
Путь до дачи я проделала за каких-нибудь сорок минут, любуясь красотами осеннего леса и давая себе клятвенное обещание, что уж в этом году я непременно воплощу свои идеи в жизнь. Миновав лес, я въехала в посёлок. Хотя Снегири были застроены в середине тридцатых годов, добротные бревенчатые дома до сей поры смотрели на окружавший их сосновый бор чисто вымытыми эркерными окнами и удивляли прохожих резными мезонинами. Я неторопливо ехала по посёлку, минуя участки соседей, где в субботний день за невысокими заборами уютно светились веранды. Во многих домах в этот час хозяева пили чай. Звенели о блюдца чашки, звякали, помешивая сахар, ложечки, из открытых окон пахло ватрушками и яблоками с корицей.
Подъехав к даче деда, я загнала машину в гараж и, размахивая пакетом с гостинцами, вбежала в дом. Первым делом отправилась в гостиную, поздороваться с дедом. Двигаясь по коридору, я прислушивалась к доносящимся оркестровым звукам и наперёд знала, что увижу. Остановившись в дверях, я обвела взглядом знакомый интерьер, и сердце сжалось от нестерпимой любви и нежности – годы идут, я расту, взрослею, становлюсь вполне самостоятельной личностью, а у моих обожаемых стариков ничего не меняется. Хорошо, когда есть островок постоянства в бурном море житейских перемен. С тех пор как я себя помню, Владлен Генрихович в это время суток неизменно сидит в кресле-качалке у камина и кованой кочергой помешивает угольки. В свободной руке дед обычно держит раскрытую книгу – на этот раз это томик Бальзака, ноги деда укрывает шерстяной плед, а из старой радиолы «Грюндиг» льётся негромкая музыка.