– Простите, что беспокою вас, сэр, – сказал Николас, останавливаясь у края стола, уставленного тарелками с горячим хлебом, аппетитными салатами, закусками, а также большими стаканами чая со льдом. Глория Лейн, секретарь суда, тоже онемела от изумления. Вторая женщина за столом была помощницей секретаря, третья – судебным делопроизводителем Харкина.
– Что вы здесь делаете? – спросил Харкин. К его нижней губе пристал крохотный кусочек козьего сыра.
– Я здесь по поручению жюри.
– Что случилось?
Николас наклонился поближе, чтобы не устраивать сцены.
– Мы голодны, – сказал он сквозь зубы. Четверо напряженных людей за столом отчетливо уловили гнев в его словах. – Пока вы, уважаемые господа, наслаждаетесь здесь отличной едой, мы сидим в четырех стенах в ожидании «комплексного обеда», который почему-то никак не доберется до нас. Позвольте со всем уважением заметить вам, сэр, что мы голодны. И весьма расстроены.
Вилка Харкина с силой ударилась о тарелку, креветка соскочила с нее и шлепнулась на пол. Он швырнул на стол салфетку, бормоча себе под нос что-то совершенно неразборчивое. Взглянув на женщин, составлявших ему компанию, судья поднял брови и сказал:
– Что ж, пойдемте разберемся.
Женщины вскочили, и все пятеро, вихрем пронесясь через обеденный зал, выскочили из ресторана.
Когда Николас с судьей Харкином и тремя женщинами, пройдя по коридору, появились в комнате присяжных, Лу Дэлл и Уиллиса нигде не было видно. Стол оставался пустым – никакой еды. На часах – пять минут второго. Присяжные замолчали и уставились на Его честь.
– И вот так уже почти час, – сказал Николас, махнув рукой в сторону пустого стола. Если поначалу присяжные удивились, увидев судью Харкина, то через несколько мгновений удивление сменилось гневом.
– Мы имеем право рассчитывать на то, чтобы с нами обращались достойно, – раздраженно сказал Лонни Шейвер, и это окончательно добило судью.
– Где Лу Дэлл? – спросил он, обращаясь к трем сопровождавшим его женщинам. Все три посмотрели на дверь, через которую как раз в этот момент ворвалась Лу Дэлл. Увидев Его честь, она застыла как вкопанная. Харкин посмотрел ей прямо в лицо.
– Что здесь происходит? – сдерживая ярость, спросил он.
– Я только что звонила в ресторан, – ответила она, запыхавшись; от страха лицо ее покрылось испариной. – Произошло какое-то недоразумение. Они говорят, что кто-то им позвонил и сказал, будто обед откладывается до половины второго.
– Эти люди умирают от голода, – сообщил Харкин, словно Лу Дэлл еще этого не знала. – До половины второго?
– Там в ресторане что-то напутали. У них что-то с телефоном.
– Какой ресторан?
– О’Рейли.
– Напомните мне поговорить с хозяином.
– Да, сэр.
Судья переключил внимание на присяжных.
– Приношу вам свои извинения. Это больше не повторится. – Он помолчал немного, взглянул на часы и мило всем улыбнулся. – А пока я приглашаю вас всех отобедать вместе со мной в «Мэри Маханиз». – И, повернувшись к своему делопроизводителю, распорядился: – Позвоните Бобу Махани и скажите, чтобы он приготовил для нас дальний кабинет.
На обед подали закуску из крабов, свежие устрицы и знаменитое фирменное блюдо Махани – суп из стручков бамии. Это был звездный час Николаса Истера. Покончив с десертом уже после половины третьего, они неспешно отправились вместе с судьей Харкином в суд. К тому моменту, когда присяжные заняли свои места, готовые продолжить работу, все присутствующие уже знали историю их восхитительного обеда.
Нил О’Рейли, хозяин закусочной, позднее предстал перед судьей и поклялся на Библии, что ему позвонила какая-то молодая дама, представилась помощницей секретаря суда и велела доставить обед для присяжных ровно в половине второго.
Первым свидетелем на процессе выступал покойный Джекоб Вуд – была показана видеозапись, сделанная за несколько месяцев до его кончины. Перед присяжными установили два монитора с двадцатидюймовыми экранами, еще шесть расставили по всему залу. Установку завершили, пока присяжные праздновали свою победу в «Мэри Маханиз».