Четырнадцать полицейских поднялись и направились к Меркулю. Партизаны незаметно окружили их. Корж повернулся к Шатному и спросил:
— Что с тобой? На кого ты похож?
— Чтобы не узнали раньше времени, — прошептал Шатный. — Левшевич знает меня.
Но ни предателю Левшевичу, ни его подчиненным не пришло в голову приглядываться к «полицейским». Если есть немецкий комендант и переводчик, так чего там приглядываться к полицейским! Когда предатели подошли к повозкам и очутились под дулами пулеметов, Шатный подошел к Левшевичу.
— Партизаны! — не своим голосом закричал Левшевич, но тут же был сбит с ног ловким ударом Меркуля.
— Бросай оружие! — скомандовал Меркуль.
Насколько полицейские были жестоки и безжалостны к населению, настолько же и трусливы. Левшевич начал оправдываться и все пытался доказать, что он не виноват, его силой заставили пойти в полицию.
— Выродок ты поганый! — выругался Меркуль. — Ты думал, что мы так и не доберемся до тебя!
Василий Захарович спокойно выслушал Меркуля, прошелся взад и вперед по мерзлой траве, подумал, потом коротко приказал:
— Расстрелять изменника Родины!
Вслед за этим он приказал расстрелять червонноозерского полицая, который хвалился своими «заслугами». С остальными поступили по приговору населения. Тех, кто пошел в полицейские добровольно и сделал много вреда, — расстреляли, а кто попал в эту бандитскую шайку по принуждению, не проявлял активности на службе у фашистов — отпустили.
Весть об этой операции молнией облетела район. В деревнях пошли разговоры, что Корж и Меркуль скоро ликвидируют всю старобинскую и житковичскую полицию.
От Павловского и Маханько пришли донесения о налете на копаткевичский гарнизон. Командиры передавали, что операция прошла успешно: убито свыше двух десятков гитлеровцев и полицейских, взяты трофеи. У партизан жертв не было.
Житковичская группа взорвала межрайонную нефтебазу в Житковичах, где оккупанты хранили сотни тонн горючего. Уничтожить местный гарнизон этой группе не удалось.
Жуковский ударил по краснослободскому гарнизону, Жижик — по копыльскому. Партизаны Покровского разгромили фашистско-полицейский гарнизон в местечке Смиловичи и сожгли склад с обмундированием.
Нам стало известно, что в эти же дни минские боевые группы провели ряд крупных диверсий на железнодорожном узле. Партизаны вывели из строя водокачку на станции Минск-Товарная, и узел остался без воды. Десять дней гитлеровцы гоняли паровозы к реке, на мост, где им подавали воду. Многие паровозы были выведены из строя.
И во многих других местах немецкие захватчики испытали на своей шкуре смелые, могучие удары партизан.
Так партизаны области отметили 24-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.
Через некоторое время всю Белоруссию взволновала радостная весть: Красная Армия разгромила фашистские полчища под Москвой.
7
Радостная весть о победе под Москвой. — Отправка в столицу новых связных. — Жестокие бои. — Возвращение в строй Бондаря. — Обычная партизанская жизнь.
Великая победа Красной Армии на подступах к Москве окрылила партизан, повысила их боевой дух и еще больше укрепила веру в победу над гитлеровской Германией. Помню, какое радостное волнение, какое оживление царило в штабе, когда мы услышали по радио сообщение Советского информбюро от 11 декабря 1941 года.
Обычно до тех пор, пока не принята сводка, никто из нас не шел на отдых, а если кто и отдыхал, сморенный усталостью, то тотчас поднимался, как только включался радиоприемник.
Сводки принимал Александр Сакевич. Он был ответственным за выпуск и распространение листовок и другой подпольной литературы. И как только Сакевич переступал порог штабной землянки, мы по выражению его лица догадывались, какие вести он принес. Если сводка сообщала об успехах наших войск, глаза у Сакевича радостно блестели, с лица не сходила широкая, добрая улыбка. Если же вести были неутешительные, Сакевич заходил в землянку угрюмый, чаще всего не говорил ни слова и, словно чувствуя себя виноватым, не смотрел в глаза.
Интересно, что и у партизан выработалось особое отношение к Сакевичу. Если он приносил хорошие новости, все ласково, приветливо улыбались ему, угощали табаком, а если плохие — словно бы с обидой отворачивались от него, как будто Сакевич и в самом деле виноват в нерадостной сводке.
В ночь с 11 на 12 декабря 1941 года мы собрались в штабной землянке и стали ждать Сакевича. А он не вошел, а ворвался, и мы сразу поняли: случилось что-то необыкновенно важное.