— Товарищ Козлов! Помогите пройти. Я участник Отечественной, а вот билета не получил. Слишком много нас, на всех билетов не хватило.
Своими карими, совсем молодыми глазами Василий Иванович зорко глянул на шрам, изуродовавший щеку собеседника, на орден Красного Знамени.
— Много? — повторил он, чуть улыбнувшись. — Да, много нас. Народ весь воевал. Зал маловат для такого случая. И все же попробую вас провести.
Крупной, сильной рукой он взял бывшего фронтовика чуть повыше локтя и вместе с ним вошел в открытую дверь.
Да, в этот вечер большой зал нового кинотеатра «Солигорск», рассчитанный на шестьсот мест, вместил далеко не всех желающих. Все откидные стулья были заняты, кое-где примостили и принесенные из фойе. В основном народ собрался пожилой — бывшие участники подполья, фронтовики, партизаны. Большинство пиджаков, кителей, жакетов украшали цветные колодки, ордена, медали.
Долго не смолкали аплодисменты, когда Василий Иванович поднялся на трибуну. В своей приветственной речи он говорил о войне, о трудностях и горе, которые она принесла, и о великом мужестве народа, не склонившего головы перед захватчиками. Козлов говорил с горечью о том, как нелегко было восстанавливать хозяйство: фашисты за время оккупации разрушили, сожгли сотни белорусских городов и районных центров, сел и деревень.
Оратор не произносил пышных, заготовленных фраз. Казалось, он просто вспоминал прошлое с друзьями по оружию, рассуждал о том, что еще предстоит сделать в будущем.
— Многие из вас, товарищи, знают меня давно… Кто тридцать, кто двадцать лет. Столько прошагали вместе! Начал я тут с заведования животноводческой фермой в колхозе «Новый быт», а кончил первым секретарем райкома в Старобине… Что я могу сказать? Топтали, сапоги оккупантов эту землю, каленым железом выжигали гитлеровцы все белорусское, советское… а так и не смогли ничего поделать. Сами видите, как застроилась за эти двадцать лет после победы наша земля. Гляжу на этот новый замечательный город, на молодежь, что в нем учится, работает, на ваши счастливые лица, на то, как вы хорошо одеты, и думаю: не зря мы с вами работали не покладая рук! Не зря столько пота и крови пролили! Не сомневаюсь, что своими трудовыми победами мы еще лучше украсим родную Беларусь. Теперь нам ближе до тех высот, о которых мечтал Владимир Ильич Ленин. И хоть долго еще шагать, а все-таки самое тяжелое мы, пожалуй, прошли. В добрый путь, друзья! К новым победам — теперь на трудовом фронте.
Потом началось вручение медалей, и тут уже аплодисменты не смолкали. На сцену торжественно, взволнованно поднимались один за другим ветераны Отечественной. Щелкали фотоаппараты. Вручая медаль в красной коробочке, Василий Иванович приветствовал награжденного добрым напутственным словом, дружески пожимал ему руку. Иногда, полуобняв очередного ветерана, он слегка подталкивал его к краю авансцены, и огромный зал замолкал, понимая, что Козлов хочет что-то сказать.
— Вот вы видите перед собою, товарищи, Арона Хинича. Совсем штатский человек, не правда ли? Директор совхоза «Старобинский». А двадцать с лишним лет назад это был лихой партизан.
Арон Хинич, смуглый, высокий, слегка сутуловатый, смущенно молчит. Он и польщен похвалой, и неловко ему от всеобщего внимания.
— А помнишь, Арон, как ты среди бела дня фашиста выкрал? Ценного «языка» нам тогда привел!
Василий Иванович сердечно жмет руку раскрасневшемуся директору совхоза. Хинич спускается со сцены, а его место занимает уже новый — старший лейтенант, в военной форме, с несколькими орденами и множеством медалей.
Затем заведующий наградным отделом Президиума Верховного Совета республики называет следующую фамилию. И вновь Козлов не сразу отпускает со сцены стоявшего перед ним пожилого человека, коротко остриженного, с заметной сединой.
— Вот и опять знакомый, еще более стародавний. С Егором Семенычем мы еще задолго до войны сдружились. Он трактористом работал, а я директором. И для него и для меня дело было новое. Горя немало хлебнули, пока освоились, попривыкли. И вот теперь, Егор Семеныч, погляди, что получилось-то. Сеяли мы с тобой ячмень да ржицу, а выросли дома да фабрики.
Поистине удивительна память у Василия Ивановича! Он не только узнавал в лицо механизаторов и председателей колхозов, с которыми работал тридцать лет назад, но и называл их по имени-отчеству, будто только недавно с ними расстался.
…На сцене, конфузясь, стоит приземистая пожилая женщина с загорелым лицом, в синей опрятной кофточке. В большой, рабочей руке она нервно мнет носовой платочек. Зал гремит аплодисментами, женщина от волнения не знает, куда глаза деть. Но Козлов не отпускает ее со сцены.