— Пошли, — тронул меня за локоть Матвеев. — Открывают.
Когда вас рекомендуют на новый пост, то надо сидеть скромно, спокойно, побольше наблюдать — так уж принято. Мне было интересно сразу и поближе познакомиться с людьми. Достаточно увидеть, как кто выступает, какие ставит вопросы, какое находит им разрешение, — и ты поймешь: дельный человек перед тобой или «дежурный оратор», попросту говоря, болтун. Я надеялся, что уже на партконференции увижу кое-кого из тех активистов, на которых смогу опереться на первых шагах.
И надо сказать, я не ошибся. Таких людей я сразу взял себе на заметку.
С огорчением, однако, я убедился, что дельных выступлений не так уж много. И чем больше я вглядывался, вслушивался, тем больше меня удивляла обстановка, царившая на партконференции. Далеко не все выступавшие касались вопросов, стоявших на повестке дня. Каждый говорил о том, о чем хотел. Порой о мелочах, которые должны решаться в рабочем порядке. Некоторые по нескольку раз просили слово и уводили конференцию в сторону. Поразило меня и другое: руководители района принимали все это как должное.
«Слабовата тут дисциплина», — подумал я.
В зале все время стоял шумок, многие переговаривались, выходили покурить, то и дело скрипела, хлопала дверь.
Особенное внимание обратил на себя один из делегатов: пухленький, в защитном кителе, с черным хохолком над узким лбом. Он то и дело бросал реплики с места, вскидывал руку, не дожидаясь разрешения председательствующего, бежал на трибуну. Выступал он раз пять и все говорил о делах, не имевших прямого отношения к существу вопроса.
Я не вытерпел, сказал на ухо Матвееву:
— Дайте мне слово, Александр Павлович. Нельзя же себя так вести! Он мешает работе всей конференции.
— Сиди, Василий Иванович, — также шепотом ответил мне Матвеев. — Сиди. Тебе сейчас выступать нельзя. Обидятся: новенький, а уже начинает нас учить. Могут забаллотировать, — И шутливо добавил: — Ты ж на смотринах. Должен понравиться червенцам. — Он улыбнулся еще шире, — Знаешь, конечно, как раньше этот город назывался? Игумен. Пойдут толки: приехал, мол, в чужой монастырь со своим уставом.
Я продолжал наблюдать. Шум не смолкал. На трибуну, ораторов почти не обращали внимания. Да и кому, в самом деле, интересно слушать выступления не по существу?
«Не может быть, чтобы все коммунисты потеряли ответственность! — размышлял я. — Просто нет организованности. Видно, в Червене давно все пущено на самотек. Жалко, что Матвеев не советует мне выступать. Я бы рассказал делегатам, как проходят партконференции у нас в Старобине».
И тут вновь со своего места сорвался пухленький, с черным хохолком. Он опять поднялся на трибуну и стал что-то выкрикивать, пытаясь перекричать шумный зал.
Это уже было выше моих сил. Я поднялся со стула:
— Может, мне и не следовало бы сейчас выступать, товарищи. Но дальше молчать я не могу. Я очень коротко и по существу…
Обычно из-за стола президиума поднимается только председательствующий. И когда встал я и заговорил, это, конечно, сразу привлекло к себе внимание. Голос у меня громкий, слышно его было во всех углах большого зала. Делегаты затихли. Все были удивлены, тишина разлилась напряженная.
— Не мне вам объяснять, — продолжал я, — что такое партконференция и какой авторитет у нее должен быть в районе. А тут я вижу, что некоторые выступающие превращают конференцию в цирк. Ведь так же невозможно! Вам предстоит разобрать ряд важных вопросов; неужели нельзя придерживаться порядка, какого-то регламента? Вот этот товарищ, — указал я на полненького с хохолком, — фамилии я его не знаю… он просто дезорганизует всю работу. Ведь это неуважение к делегатам, оставившим свой колхоз, свое предприятие и собравшимся здесь. Время-то всем дорого. Таких надо лишать мандата.
Какое-то время в зале было слышно, как шелестит листва за открытым окном в саду. Потом раздались голоса:
— Правильно!
— Давно бы надо!
Пухленький на трибуне как стоял с открытым ртом, так и забыл его закрыть, только черный хохолок его вроде как бы опустился. Потом он стал что-то возражать, но тут уже со всех сторон поднялся целый лес рук. Большинством голосов делегаты лишили его права присутствовать на конференции. На многих лицах я читал явное одобрение.