— Нет ли там какой кулацкой агитации? — предположил директор МТС Дубовский. — Сами женщины вряд ли начали бы.
Что мне было на это отвечать? Я сам ничего толком не знал.
— На месте разберемся.
Шофер некоторое время прислушивался к нашему разговору, а потом и говорит:
— Дело-то проще пареной репы. Просто пожадничали колхознички: жалко десятую долю урожая отдавать за уборку МТС. В колхозе, где отец мой работает, такая же волынка случилась.
Что ж, вполне могло быть и так.
Кончился лесок, показались крытые соломой хаты села.
В правлении колхоза имени Ленина руководителей не оказалось: все были у комбайна. Но счетовод и учетчик нам подтвердили, что Аладка был прав: колхозникам просто-напросто стало жалко десяти процентов, поэтому они и запротестовали против механизированной уборки.
Мы отправились на поле.
— Сколько председателей просили комбайн, — возмущался по дороге директор МТС Дубовский. — Отказали. Решили Клинок премировать. И вот благодарность! Отнять у них машину да перебросить в другой колхоз!
Я с этим не мог согласиться. Нужно было во что бы то ни стало разбить антикомбайновые настроения, тем более что они, оказывается, были характерны и для других сельхозартелей. Сплетня всегда преувеличивает факты до нелепых размеров, и я не хотел, чтобы слухи о «бунте» загуляли по району, поколебали уже сложившееся отношение к машинам и у других колхозников.
Еще издали мы увидели комбайн. Он стоял посреди поля, а перед ним женщины — как наседки перед коршуном. Тут же вертелись растрепанный председатель колхоза, секретарь парторганизации, сельсоветчики. Комбайнер в стороне нервно курил папиросу. Хлеба волновались под ветерком, высокие, густые, бело-желтые. У дороги, прямо на земле, горой возвышалось зерно: высыпали из бункера. То ли подводы не успели подогнать, чтобы перевезти его на ток, то ли вообще про зерно забыли.
Когда мы подошли, чей-то резкий, визгливый голос оповестил всех:
— Районные начальники.
Женщин к нам будто ветром повернуло. Вид у них был решительный, взгляды воинственные. Я громко поздоровался, спросил:
— Что у вас тут за митинг происходит?
Женщины сразу загалдели, замахали руками, придвинулись к нам вплотную. Из общего гама я мог только разобрать отдельные выкрики: «Не хотим! Не дозволим! Не пустим! Забирайте назад!» Смысл был такой, что они лягут на жнитво, пусть их режут ножи хедера, но комбайн не пустят убирать хлеб.
Я поднял обе руки, так же спокойно сказал:
— Тише, женщины! Не все сразу. Пускай одна из вас говорит. Ну вот ты, к примеру… И не размахивай перед моим носом кулаками, я и так пойму.
Та, к которой я обращался, черноглазая, в голубеньком платочке женщина, сразу смутилась, чуть попятилась, растерянно оглянулась на товарок.
— Что ж ты задний ход даешь? — спросил я. — Рот-то разевала больше других. Говори: чего вы хотите?
Женщины примолкли. Потом стали подталкивать черноглазую: «Говори, Анна! Смелей! Мужику-то своему небось десять слов на одно скажешь, а тут оробела?»
Приободренная Анна сразу пошла на крик, замахала большими загорелыми руками:
— Не хотим вашего комбайна! Забирайте его от греха! Сами управимся!
— Сами, значит, хотите работать? — переспросил я Анну. — А почему?
Она твердила одно и то же, точно боялась сбиться:
— Не желаем! Не уйдем отсюда. Добром просим. Угоняйте его.
Снова загалдели все женщины:
— Уберем своими руками!
— Иль кос, серпов нету?
— Сами справимся! Испокон веков так деды работали. Девчат и баб хватает!
Я опять поднял руки, добился тишины и сказал:
— О том, чтобы работать, как деды, и думать теперь нечего. Отцы наши лапти носили, а вы теперь все в сапогах, полуботинках да в туфельках щеголяете. Чего же не хотите одеваться по старинке? Домотканое полотно забываете, все ситчик набираете в магазине, сатин…
На какое-то время установилась тишина. Женщины недоуменно переглядывались, кто-то даже смущенно хохотнул. Потом они опять заговорили все разом:
— Так это же одежа!
— Ты нам зубы не заговаривай! Мастера вы там в районе…
Директор МТС Дубовский не выдержал:
— Подняли тут гам! Как воронье какое!
Слова его выплеснулись, словно вода на горячую плиту. Женщины, казалось, готовы были вцепиться в Дубовского. Вот-вот протянут руки и схватят.
— Ты нам рот не закрывай!
— Вот придет охотничья пора, над зайцами командуй!
Охота была слабостью Дубовского, и, видно, об этом знали клинокские колхозницы. Директор смешался, отступил. Я незаметно сжал ему руку, мол, веди себя спокойно, не кричи на людей.