Техада снова включил аппарат. Лампочки по-прежнему не горели, экран был пуст. На лице латиноамериканца не отразилось никаких чувств.
– Кардиостимуляция невозможна, – бесстрастно сказал он.
Флер кивнула. Техада сделал укол.
– У вас такой новенький аппарат… Он что – не работает? – внезапно взорвалась женщина за спиной у Стивена.
Стивен обернулся и уставился на нее немигающим, как у ящерицы, взглядом, который, как правило, затыкал рот таким шумным, но, в сущности, безвредным и простым людям. Молодая, в розовой блузке и юбке размера на два меньше, чем нужно, натянутых до предела на груди и на бедрах. Дочь, наверное. А может, молодая жена? Тогда ее муженьку не позавидуешь… Хотя вряд ли. Не похож он на любителя молодок. Простое лицо, неприхотливая одежда… Такие женятся всего однажды и остаются с женой на всю жизнь, потому что дали обещание у алтаря. А теперь этот простак умер. Пусть даже, несмотря на свое искреннее желание, Стивен еще не научился у Флер всему, чему мог, он знал, что лежащий мужчина мертв. Знал по напряженному выражению лица Флер, полускрытому кудрявыми прядями, по тому, как безнадежно она продолжала вдыхать воздух в мертвые легкие.
– Оставьте его, – раздался женский шепот.
Она вышла из толпы, которая расступилась и вновь сомкнулась вокруг нее. Миниатюрная женщина с безвкусно окрашенными в медный цвет волосами над серым лицом, невзрачная и неприметная. Она упала на колени в головах у покойного и оттолкнула Флер, отгоняя ее от своего мужа жестом собственницы, охраняющей то, что ей принадлежит. Флер по-прежнему держала руку под челюстью мужчины, прижимая ее кверху, чтобы открыть доступ воздуха к легким, как она учила это делать Стивена. Женщина посмотрела на ее руку с затаенным негодованием, но ничего не сказала и удовольствовалась тем, что стерла с губ покойника следы помады Флер.
– Вы его жена? – спросил Техада. Женщина медленно повернула к нему голову.
– Да. Спасибо вам. Спасибо вам всем, но лучше приберегите свои приборы для тех, кому еще можно помочь. Я не в первый раз вижу покойника.
Она снова глянула на лицо мужа и на сей раз отбросила руку Флер, а затем положила его голову к себе на колени.
Рыжая с несчастным видом прекратила массировать покойнику сердце, но рук с его груди не убрала.
– Виктория! Ты не имеешь права! – воскликнула молодая и заявила, обращаясь к Техаде: – Она его вторая жена. А я его дочь!
Маленькая женщина смотрела прямо перед собой, не обращая на нее ни малейшего внимания.
– Мне очень жаль, мисс, – сказал Техада, не называя ее по имени, поскольку девушка так и не представилась, – но, похоже, что-то на этом корабле обесточило все электроаппараты и батарейки, в том числе его электрокардиостимулятор и мое оборудование. А без него мы вряд ли что-нибудь сможем сделать.
– Папочка! – пронзительно вскрикнула девушка и, залившись слезами, упала на мертвое тело, обнимая его и содрогаясь в рыданиях.
Стивена охватило непреодолимое желание бежать от этих воплей, накаливших атмосферу, словно перед грозой. Он рванул через толпу, как спринтер, с низкого старта, бесцеремонно расталкивая плечами людей. Добравшись наконец до свободного места, он снова присел на корточки, тяжело и загнанно дыша.
Через некоторое время к нему подошла Флер, безмерно усталая, с размазанной губной помадой и спутанными черными кудрями. Они сидели рядышком, глядя на пыльный зеленый пол, белые сияющие стены и на людскую толпу. Наконец Флер вынула расческу и косметичку и начала приводить себя в порядок. Быстрыми привычными движениями причесав волосы, она стерла остатки губной помады и снова накрасила губы. Стивена так и подмывало стереть эту бойцовскую окраску.
– Если я не смогу выйти отсюда, я…
– Перестань! – резко сказала Флер. И через минуту продолжила, более спокойно: – Все будет хорошо.
– Я здесь задыхаюсь!
– В тюрьме ты бы тоже задохнулся, – заявила она бесстрастно.
Стивен умолк, неприятно пораженный тем, что она сказала это вслух, да еще при людях. Но она щадила его чувства не более, чем он – ее. Для этого они слишком хорошо знали друг друга.
– Я мог спрятаться в горах. Меня бы там не нашли.
Флер немного помолчала, стараясь сдержаться, чтобы не наговорить слишком резких слов и не напоминать им обоим о том, что она оказалась здесь из-за него.
– Все это в прошлом, Стивен. Все.
Все… Дома приемных родителей – он не помнил своего родного дома, откуда его забрали в возрасте четырех лет, – мелкие кражи, отсидки в колонии для несовершеннолетних, грабежи… Женщина с черными волосами – женщина, которая кричала… пока он не заставил ее замолчать…
Стивен набрал в легкие воздуха, но так и не придумал, что сказать. Все, что он мог сказать Флер, он уже сказал. Она знала, кто он такой. И она знала, что сделало его таким. Она тоже жила у приемных родителей. И то, чего она добилась, она добилась наперекор им. Именно поэтому Флер не могла его осуждать.
– Лучше бы я скрылся в горах, – сказал он, надеясь вызвать у нее сожаление при мысли о том, что они потеряли.
– В горах у тебя не было бы ни малейшего шанса, – терпеливо повторила она то, что регулярно твердила ему последние десять дней. – Как только полицейские узнали бы, что это ты (а они наверняка уже об этом знают), они бы сразу сообразили, где ты прячешься. За тобой устроили бы охоту все полицейские, ФБР и куча добровольных помощников. Ты сам знаешь, Стивен. – Флер повернулась и взглянула на него. – Поэтому мы здесь.
– Не представляю, что бы я делал без тебя, – пробормотал он, прислонившись к стене.
Ее губы искривились в легкой саркастической усмешке.
3. Софи Хемингуэй
Софи, снова держа в руках кошачью корзинку, смотрела вслед уходящим тринадцати мужчинам. “Военные, – подумала она. – Иначе откуда у них такая выправка? Все, кроме ученого из НАСА. Он явно белая ворона среди них. Изящно сложенный, с блестящими глазами, импульсивный и доброжелательный, с хорошими манерами и слегка скособоченной нашивкой НАСА на рукаве”.
– Военные, – промолвила старая дама в ярко-синем пальто, по-прежнему стоявшая рядом. – Я их за километр чую.
Британское, очень четкое произношение. Голубые глаза выцвели от времени, черные зрачки превратились в маленькие точки. Правый глаз следил за передвижениями людей, в то время как левый, слепой, был слегка выпученным, а вокруг глазницы и на щеке белели мелкие старые шрамы. Белые подкрашенные волосы имели светло-сиреневый оттенок. Кисти и пальцы, хотя и скрюченные от возраста, были крупными и сильными, красивой лепки. Она не производила впечатления слабоумной; от нее не пахло мочой, фекалиями, грязной одеждой. Софи представила свою мать – та была бы такой же в возрасте восьмидесяти с лишним.
Старуха протянула правую руку.
– Мариан Уэст. Второе имя – Амелия.
Софи пожала протянутую руку, глядя старой даме в глаза. Скорее всего старуха и здоровым-то глазом могла различать только свет, тень и движение.
– Потеряла на войне, – сказала Мариан.
– Прошу прощения?
– Во Франции, в сорок третьем. Я принимала участие в движении Сопротивления – делала взрывчатку. Я и пальцев тогда лишилась. А глаз так и остался слепым. Опишите мне… – казалось, она с трудом выдавливает из себя слова, – опишите мне это место.
Софи описала ей зал со стенами, похожими на соты, пол со странным зеленым покрытием, людскую толпу, которая стала понемногу редеть, поскольку народ начал расходиться кто в коридоры, кто в пещеры в стенах, кто к пологому серому горному массиву в центре зала. Зал был похож на парк – но на парк, созданный кем-то по описанию или по картинке. Все было немножко искусственным, даже воздух. Мариан слушала, сжимая и разжимая пальцы, в которых держала трость. Мелисанда издала из корзинки громкий протестующий вопль.
– Странное место, – сказала наконец Мариан. – Хотя ничего особенного я и не ожидала. В моем возрасте вообще уже ничего не ждешь.