Там началась настоящая буча. Одни возмущались, что в них воткнули маленькие кусочки корабля (ассемблеры, как называет их дядя Стэн; я и сама от этого не в восторге), другие восхищались тем, что раньше они болели, а теперь выздоровели, и все старались перекричать друг друга. Другие врачи и ученые разглагольствовали о том, что это бредовые идеи, и где, мол, доказательства, и что грош этим гипотезам цена – в общем, ля-ля-тополя. По-моему, им просто было завидно, что они сами до этого не додумались. И тем не менее они начали думать о том, какие опыты надо провести и какие взять образцы, чтобы доказать, что люди действительно избавляются от хронических болячек. Этим они сейчас и занимаются. До меня доносятся их голоса; время от времени кто-нибудь врывается в лабораторию синтеза, чтобы задать мне очередной миллион вопросов о моей пещере и о том, как я рисую, поскольку дядя Стэн проболтался обо мне (слава Богу, хоть про сов не растрепал). Так что теперь мне приходится рассказывать, как надо рисовать, хотя на самом деле больше всего я хочу подняться к себе и погладить руками мою стену.
Кстати, здесь нашлись еще художники, занимавшиеся настенной росписью. Я не думаю, что я какая-то особенная, хотя дядя Стэн и Софи говорят, что корабль вступает с некоторыми людьми в более тесный контакт, чем с другими. Дядя Стэн велел мне поклясться всеми святыми, что я обязательно расскажу ему, если со мной случится что-то странное, вроде каких-нибудь необычных снов или неожиданных озарений. По-моему, он сам и Софи – куда более вероятные кандидатуры для установления прямой связи с кораблем, хотя дядя Стэн так не считает. Но мне правда не хочется, чтобы они думали, будто у меня какой-то особенный контакт с кораблем, потому что у них появилась новая бредовая идея.
Софи заявила, что это великое открытие, и мы должны вернуться на Землю и поделиться им с людьми. Тут такое началось!.. Одни орали, что да, надо вернуться и поделиться, другие – что оставшимся на Земле никто не мешал набраться мужества и отправиться в полет, и тогда открытие принадлежало бы им тоже, но оно было дано нам и мы одни имеем право решать, что с ним делать. У меня мурашки по коже побежали, когда заговорили об управлении кораблем, словно они хотят вступить с ним в контакт только для того, чтобы командовать им. И я должна общаться для них с кораблем, потому что у меня, мол, получается лучше всех!
Я попросту смылась. Я услышала, как ко мне направляются “зеленые береты”, но я не хочу отвечать на их вопросы. Сейчас они стоят в коридоре и говорят с дядей Стэном о темной зоне, которая, по его словам, может быть чем-то вроде рубки управления, и обсуждают, опасно идти туда или нет. Они и правда загорелись идеей вернуть корабль на Землю. Меня во всем этом радует только одно: что они забыли про Стивена. Даже если он чуть не убил ту женщину, меня это пугает гораздо меньше, чем разговоры о том, что его надо найти и как следует наказать. Мариан считает, что все это – политика. Она хочет заставить адвокатов заняться уголовным правом. Чернокожая адвокатша, которая согласилась защищать Стивена, считает, что по земным законам у них нет против него достаточных доказательств, поскольку свидетельства остались на Земле, и у них есть только голословные утверждения обеих сторон. А если еще учесть, что сестра пострадавшей тоже вела себя неправомерно, бегая и показывая всем фотографию Стивена, взятую скорее всего из архива службы по устройству беспризорников или из колонии для малолетних преступников, то их можно будет прижать к ногтю за процессуальные нарушения.
Мне чернокожая адвокатша нравится, и я рассказала ей о себе и о Стивене больше, чем остальным. Сама не понимаю, почему я так мало сочувствую той женщине, особенно после Петы; наверное, это потому, что я знаю Стивена. В конце концов, он пытался спасти мне жизнь. Прости, Пета, если тебя оскорбит то, что я не на ее стороне, но она не такая, как ты.
41. Морган
– Я не хочу возвращаться на Землю, – сказала Хэтэуэй. Она стояла, скрестив на груди руки и прислонившись бедром к лабораторному столу, и наблюдала за тем, как он складывает свои пожитки. – Я не понимаю, почему мы должны делиться своими знаниями с людьми, которые не захотели лететь и решили остаться в безопасности дома. А ведь за эти знания некоторые из нас поплатились жизнью!
– А как же твоя мать? – мягко спросил Морган. – Пета, Дэйв, Джек, Джой… Как же они?
Она повернулась к нему в профиль и буркнула:
– Они тоже могли полететь! Разве нет?
Подождав немного, она подняла свои черные глаза вверх, словно ее осенила еще одна мысль.
– Кстати, кто тебе сказал, что они что-нибудь получат? Если мы вернем корабль назад, ты сам можешь догадаться, кто его захапает. Правительство. Богачи и магнаты. Простым людям даже глянуть на него не дадут. И ты собираешься помочь им!.. Тебя это не беспокоит?
– Беспокоит, – немного сердито отозвался Морган. – Но так устроена жизнь. Или ты хочешь, чтобы мы вели себя как та группа в соседней пещере? Просто оставили все как есть и ничего не пытались изменить?
– Лучше уж так, чем отдать корабль в руки людям, которые запрут его где-нибудь в ангаре и будут раздавать по маленьким кусочкам тем, кто в состоянии заплатить, – возразила Хэтэуэй, – Дядя Стэн! Ты же ничего им больше не должен! Они тебе не платят. Ладно, может, они и переводят тебе деньги на счет в банке, но я что-то не видела тут банкоматов. Тебе не покупают еду иди одежду и не оплачивают простои по болезни. Они даже оборудование тебе не покупают! Ты работаешь сам, своими собственными мозгами! И ты имеешь право решать, что делать с результатами этой работы.
Морган оставил в покое вещи и воззрился на девушку. Он всегда знал, что под бунтарской наружностью скрывается острый ум, и тем не менее она не переставала его удивлять.
– Я все еще считаю, что кое-что должен обществу на Земле, – со вздохом сказал он.
– За что? – непримиримо вопросила Хэт, став внезапно похожей на бабушку, от которой она унаследовала свое упрямство. – Какую помощь ты видел от общества? Да оно вынудило бы тебя собирать мусор или ремонтировать машины, что соответствовало твоему социоэкономическому статусу! – Последние два слова она произнесла с откровенной насмешкой. – Бога ради, дядя Стэн! Все, что у тебя есть, тебе дали люди, а не общество. Твои учителя, например, которые помогали тебе и покрывали тебя. Помнишь, как тебе выписали два табеля, чтобы уличная шпана не избила тебя до полусмерти?.. Тебе помогали простые люди, а не общество, не большие шишки из Бостона, Нью-Йорка или Вашингтона, и именно простые люди окажутся обманутыми, если ты поможешь “беретам” доставить корабль их генералам. Да, конечно, тебе давали стипендии, но ты заработал их собственными мозгами, не забывай!
Морган осторожно застегнул ремни рюкзака, стараясь не повредить хрупкие бьющиеся предметы, которые звякали и перекатывались внутри, еще раз проверил список в своем блокноте и сунул его в карман.
– Хэт! – сказал он спокойно. – Я себе цену знаю. Но кроме того, я знаю, что военные несут ответственность перед правительством, а правительство – перед гражданами страны и перед другими правительствами Земли, так что на свете нет такой силы, которая помешала бы людям узнать, на что способен этот корабль. В Монреальском соглашении как раз провозглашается категорический запрет на любые требования, предъявляемые отдельными странами или монополиями, поскольку люди вроде тебя предусмотрели подобную ситуацию. Нам нужно земное оборудование, Хэт…
– Софи запудрила тебе мозги! – сказала Хэт, пристально глядя на него. – Ты делаешь это из-за нее, да?
Морган положил руки на рюкзак, подавив желание надеть его на плечи. Всякий раз, когда разговор у них заходил о сексе или романах, ему становилось неловко от ощущения, что опознает и умеет гораздо меньше Хэт. Она снова заставила его почувствовать себя шестнадцатилетним книжным червем, который только что пережил первый и единственный унизительный опыт близости с проституткой. И что-то в Хэт – то ли умение постоять за себя, то ли привычка скорее царапаться, чем плакать, – напомнило ему ту женщину. Не может быть, чтобы она действительно так ненавидела Землю, подумалось ему. Она только делает вид. Лучше ненавидеть, чем рыдать – таковы жестокие уроки выживания в нищете и вечной борьбе. Глубокие раны заживают медленно, особенно у молодых. Она еще слишком юная, чтобы понять, что раны бывают разными.