Мариан помолчала, собираясь с мыслями.
– С точки зрения исторической, в демократическом обществе армия является инструментом государства и находится под контролем гражданской власти. Возможно, это не всегда хорошо, однако это лучшее из возможных решений. Правительство – это вы, а не они; они действуют – должны действовать – в ваших интересах. Если вы не сумеете этого понять, правительство падет, как не раз бывало в истории, что приведет к расцвету преступности и, возможно, даже к тотальному насилию.
Виктория выслушала ее с грустной понимающей улыбкой.
– Да, но какому правительству они служат? Нашему – или своему правительству на Земле? – Она вдруг взглянула на Моргана. – А вы это знаете, доктор Морган? Какие им отдали приказы? И собираются ли они их выполнять?
– Вы, как и я, прекрасно понимаете, какие им отдали приказы, – резко заявила Мариан. – Они смотрят на Землю, вернее сказать, на Соединенные Штаты.
– Как по-вашему, они способны прибегнуть к силе, чтобы вернуть “Теваке” на Землю? – мягко спросила Виктория.
– Они в этом не одиноки, – с нажимом произнесла Софи. Несмотря на бледность, ее лицо снова было бесстрастным и решительным, а растрепанные прежде волосы вновь уложены в аккуратную прическу. – Не надо возлагать на них всю ответственность. На корабле немало гражданских лиц, которые тоже с удовольствием вернулись бы на Землю.
– И немало таких, кто не хочет этого, – сказала Виктория.
Морган поставил на стол нетронутый чай, извинился и вышел из лаборатории. Очутившись на склоне массива, он прищурился, выглядывая плотную фигуру в рубашке в ядовито-зеленую и черную клетку. Нельзя было отпускать ее одну. Похоже, у него до сих пор шок – точнее, состояние медленно проходящего шока, когда чувство элементарной морали берет верх над самыми мудреными силлогизмами. Он вспомнил, как впервые увидел покойника – молодого чернокожего, убитого в уличной перестрелке, и как он взахлеб рассказывал об этом друзьям, пока мать не влепила ему оплеуху. Сколько ему было тогда? Шесть? Или семь? Сейчас им овладело похожее чувство: в нем просыпался инстинктивный протест против мощного давления рассудка. Увидев Эй Джи Лоуэлла, Морган бросил на него враждебный взгляд. Сержант сделал вид, будто ничего не заметил.
– Как по-вашему, что все это значит? – сказал Лоуэлл, протягивая небольшой блокнот.
Морган чуть не выронил его, когда до него дошло, чей это блокнот. Примерно четверть страниц были заполнены планами пещер с обозначениями их размеров, аккуратно написанными печатными буквами. Казалось, Стивен не привык к писанине – и это впечатление подтверждалось последними страницами. Судя по записям, Стивен начинал верить в то, что он вступил в непосредственный контакт с кораблем.
Чтобы было легче читать неразборчивый почерк, Морган встал на колени, положив на них ладони с исписанным блокнотом. Стивен писал о серых волоконцах, которые он сравнивал с липучками и которые вцеплялись в голову и ладони, о разговорах с голосом, звучавшим у него в мозгу и походившим на голос Адриен ла Флер. Похоже, Стивен верил ему, хотя и приходил в отчаяние от того, что голос говорил загадками. “Ты не знаешь языка”, – сказал ему голос и обещал научить его.
– Насколько это реально? – спросил Лоуэлл.
Морган ответил, не глядя на сержанта:
– Если ассемблеры сумели найти, какую область мозга необходимо активизировать, они теоретически способны передать любую информацию. При условии… При условии, как они сказали Стивену, что мы сможем понять их язык. Не исключено, что именно в языке вся проблема: Софи могла бы объяснить вам это лучше меня.
– А что вы думаете о них? – Эй Джи нагнулся, пролистал несколько страниц и открыл листок с рисунком Стивена, на котором были изображены инопланетяне, очень похожие на сов Хэтэуэй, только с нижней частью туловища и ногами. – Он что – пытался кого-то надуть? Или он рисовал их с натуры?
Морган отдал Лоуэллу блокнот с улыбкой, которая выглядела, как он надеялся, печальной, хотя не исключено, что она была просто натянутой и холодной.
– Когда я увижу что-то похожее, я дам вам знать.
Лоуэлл кивнул.
– Мне надо работать, – выждав пару мгновений, сказал Морган, надеясь, что убедительно изобразил нетерпение. Уже ему в спину Лоуэлл сказал:
– Доктор Морган! Вы говорили об этом со своей племянницей?
Сержант поднял глаза от блокнота как раз в тот момент, когда Морган обернулся – достаточно быстро для того, чтобы заметить выражение его лица.
– Очень напоминает картину Купера на стене вашей племянницы, – добавил Эй Джи, вновь протягивая Моргану набросок, – если не считать того, что на ней нет инопланетян.
– Возможно, Стивен просто не успел закончить картину. – Морган пожал плечами. Хороший мальчик из плохого квартала, он не раз встречался с полицейскими, пытавшимися найти какую-то зацепку; он умел держать удар. – Я не вижу оснований не верить Хэт, когда она говорит, что Стивен занял пещеру в ее отсутствие. Моя племянница никогда не врет мне. – По большому счету, это было правдой. – Но я с ней потолкую. Узнаю, не объявлялся ли Стивен потом… Кстати, вы не видели ее?
– Она недавно ушла в Эревон. Вот это удар!
– Один из наших скаутов следит за ней, – спокойно, продолжал Лоуэлл. – В конце концов, она ведь ваша племянница, – сказал он вместо прощания и повернулся, намереваясь уйти.
– Сержант Лоуэлл! – громко и неожиданно для себя самого окликнул его Морган.
Сержант обернулся.
– Мы хотели бы знать… – произнес Морган, – вернее, я хотел бы знать: до каких пор вы будете сохранять верность правительству США, если мы не вернемся на Землю?
– Вернуться домой – наш долг, – просто ответил сержант.
43. Хэтэуэй
Жуткое чувство, когда за тобой следят. Я и не подозревала ни о чем, пока меня не предупредила Астарта (одна из женщин, которые ушли из своей бывшей пещеры). Она в этих делах дока, ведь на Земле она служила в полиции.
Свет погас около часа назад. Одна из женщин в Эревоне смастерила очень славные часы-свечку, которая, сгорая, дает возможность определить время. Она бывший физик, но бросила свою профессию, потому что в ней, мол, сплошная борьба честолюбий и политика. По ее словам, там не было чистоты… Можно подумать, это религия, а не наука! Короче, она с утра до вечера занимается своими свечами, стараясь довести их до совершенства, чтобы можно было просто заполнить маслом углубление, а в качестве фитиля использовать полоску ткани, отрезанную хоть от моих хлопчатобумажных джинсов. Я знаю, что сказала бы Мариан по поводу того, что она жжет масло прямо в ямках. Помимо этих свечек они ничего больше не сделали в своей пещере, потому что они считают, что корабль надо оставить в покое – и даже имени ему не давать. Печально, особенно когда я думаю о том, что мечтала сделать Ханна в ее бывшей пещере. А Ханну не узнать. Похоже, у нее что-то сломалось внутри. Ханна говорит, чтобы я оставила это письмо здесь. Они пообещали, что положат его к остальным, если со мной что-нибудь случится. Вообще-то им не очень нравится, что я его пишу, поскольку это, мол, ненужные свидетельства. Как будто я живу в каком-то затерянном племени каннибалов и надеюсь, что когда-нибудь письма дойдут до вас. Скорее всего они считают, что я действительно хочу вернуться, раз пишу домой, своим близким. Но мне на это плюнуть и растереть. Если появится хоть какая-нибудь возможность, я сделаю все, чтобы эти письма попали на Землю. (Это мои письма, и если что-нибудь случится, я хочу, чтобы они принадлежали моей семье. Если вы их читаете, но вы не член моей семьи – ладно, Бог с вами, но если я умру, ваш моральный долг – позаботиться о том, чтобы они попали в руки мамы и ребят, ясно?)