Женщина вышла на опушку и часто заморгала, восхищенно вглядываясь в даль. Четко вырисовываясь на фоне темнеющего неба перед ней стоял во всем своем великолепии легендарный замок. Приближаясь, Пруденс ожидала услышать звуки волынок и увидеть облаченных в шотландское одеяние слуг, спешащих поднять на ночь мост… И лишь аккуратно подстриженный сад и застекленные окна свидетельствовали о том, что она, споткнувшись в лесу, не затерялась случайно в средневековье.
Пруденс ускорила шаги. Нельзя было терять времени. Она должна увидеться с Мак-Кеем раньше Себастьяна, предупредить его о том, что ей не удалось смягчить сердце мужа по отношению к нему.
Женщина постучала кулаком в обитую железом дверь, приготовившись встретиться с дворецким, шокированным столь поздним визитом. Дверь распахнулась, и сильная рука втащила ее в полумрак холла. Она ахнула, когда грубые пальцы сорвали шаль с ее головы.
Пруденс подняла глаза на лицо, озаренное каким-то волнующим чувством. Мак-Кей пристально изучал ее черты, и сияние синевато-серых глаз медленно померкло. Его лицо казалось мертвенно-бледным в свете свечей, бисеринки пота покрывали лоб. В его дыхании чувствовался запах виски.
– Боже милостивый, дитя, прости меня. На миг мне показалось… – Он провел дрожащей рукой по лицу.
– Что это она? – мягко спросила Пруденс. – Что это мать Себастьяна?
Мак-Кей не смотрел на нее. Но любопытство Пруденс не знало жалости.
– Она приходила к вам, ведь так? Из ночи. Из тумана.
Мак-Кей пригладил волосы. Его широкие плечи были горестно опущены. Ссутулившись, он ввел ее в кабинет, где царил уютный беспорядок. Огонь трещал в очаге, разгоняя темноту по углам. Масляные лампы отбрасывали лужицы света на полированный деревянный пол. Спинет стоял в углу у окна, его клавиши были покрыты пылью.
Мак-Кей опустился в кресло и натянул на плечи плед, словно шаль. Пухленькая белая кошка потерлась о его ноги, и он рассеянно почесал ее за ухом. Пруденс присела на край кушетки, чувствуя, что Мак-Кей нуждается в ее молчании больше, чем в вопросах.
Он налил себе бокал скотча и поднес его к губам дрожащей рукой.
– После того, как я увидел вас вместе сегодня, нахлынуло так много воспоминаний.
– Вы видели нас?
– Мельком. Я никогда не был так близко от него. Казалось, что я могу подойти и…
Мак-Кей остановил свой взгляд на ней. Виски вернуло его глазам прежний блеск.
– Мать Себастьяна, действительно, приходила ко мне. Почти так же, как и ты сегодня.
– Молить вас о помощи?
– Если бы она попросила помощи, думаешь, я бы отказал ей?
Пруденс склонила голову и расправила юбку на коленях. Мак-Кей продолжил, его голос звучал бесстрастно.
– Наш брак был устроен родителями. Д'Артан послал ее сюда за несколько месяцев до церемонии, чтобы она могла познакомиться со мной и моей семьей. Она была почти совсем еще дитя; на маленьком лице светились огромные глаза. Мой отец уже был тяжело болен, но мать обожала ее.
– Как и вы. – Это было утверждением, а не вопросом.
Мак-Кей на свету рассматривал виски в своем бокале.
– Она так старалась скрыть свой страх. Она была нежной, храброй и веселой. И такой соблазнительной. Я решил, что будет лучше побыть вдали друг от друга до свадьбы. Я был в Греции, когда она была похищена. Родным потребовались месяцы, чтобы найти меня.
– Почему закон ничего не предпринял?
– Поскольку отец был болен, я сам был закон. Я находился в этой самой комнате, заряжал пистолеты, чтобы идти за ней, когда она постучала в дверь. Она пришла, чтобы сказать мне, что полюбила Брендана Керра; умолять, чтобы я не вмешивался; показать мне, что она носит ребенка – его ребенка.
– Что вы сделали?
– Что я мог сделать? Я едва не обезумел. Потом отпустил ее. Я позволил ей уйти обратно в ту туманную ночь. О, я видел ее после этого. На горе. В деревне. Но я всегда холодно обрывал ее, отворачивался. Я видел, как она закрывала лицо шалью… синяки на лодыжках, рубцы на запястьях…
Пруденс налила себе немного виски и выпила залпом. Приятное тепло разлилось по всему телу. Кошка запрыгнула на колени к Мак-Кею и поточила коготки о его юбку.
– Но даже тогда моя несчастная, уязвленная гордость не позволила признать, что она солгала мне. – Он слегка приподнял свой бокал. – Моя проклятая гордость.
Пруденс опустилась рядом с ним и положила руку ему на колено.
– Идемте со мной в Данкерк. Расскажите Себастьяну все, что только что рассказали мне. Он убежден, что вы покинули его мать. Что никогда даже не пытались помочь ей. Возможно, если вы расскажете ему, он поймет.
Мак-Кей печально взглянул на нее.
– Как могу я заставить его понять, если сам не понимаю? – Он покачал головой. – Нет, девочка. Уже слишком поздно для меня. Но не для тебя.
Он встал и тяжело подошел к большой конторке, захмелев от выпитого. Вытащив пергаментный сверток из ящика, Мак-Кей подал его Пруденс.
– Помилование парня. Его будут ждать в Лондоне через две недели, чтобы свидетельствовать против его деда перед Палатой Лордов.
Пруденс осторожно коснулась бумаги, словно могла обжечься.
– Я хотела, чтобы вы утаили это, – призналась она. – Но Себастьян был так долго лишен свободы. Сегодня я отдам ему его помилование. Даже если он предпочтет избавиться от меня, по крайней мере, он будет свободен.
Мак-Кей обхватил ее щеку дрожащей рукой. Пруденс не смотрела в зеркало с тех пор, как покинула Эдинбург. Она не имела представления о своем собственном перевоплощении под дикой, любящей лаской Себастьяна и гор. Ее волосы свободно и мягко ниспадали по спине. От влажного, туманного воздуха и физического труда на бледной коже лица появился здоровый румянец и, ее красота стала безупречной. Ветер придавал яркий блеск ее фиалковым глазам.
– Он – счастливый человек, – тихо сказал Мак-Кей. – Ты наконец стала такой красивой, какой ты должна быть, чего так боялась твоя тетя.
Пруденс сняла кошачий волос с его пледа. Ей больно было оставлять его одного, терзаемого виной и сожалениями. Ей хотелось поделиться с ним надеждой, поселившейся в ее сердце; радостью, живущей в ней, несмотря на страх.
Под вопросительным взглядом Мак-Кея она подошла к конторке, окунула перо в чернила и что-то написала на карточке. Затем вложила эту карточку ему в руку, привстала на цыпочки и с видом заговорщика что-то тихо прошептала ему на ухо.
Суровое лицо Мак-Кея осветила улыбка.
– Прекрасная мысль, девочка. Я завтра же пошлю за своей швеей.
Пруденс запрятала помилование себе в шаль.
Мак-Кей взял кошку на руки и последовал за ней к двери. У самого выхода девушка остановилась.
– Скажите мне, лаэрд Мак-Кей, – спросила она серьезно, – вы просили моей руки, чтобы спасти Себастьяна, или вы, действительно, хотели на мне жениться?
Серо-зеленые глаза кошки, не мигая, оглядывали Пруденс. Мак-Кей склонил голову.
– У Беллы и у меня нашлось бы для тебя место в наших сердцах, если бы ты захотела остаться.
Пруденс благодарно сжала его руку и побежала через лужайку. Мак-Кей печально смотрел ей вслед, пока она не скрылась среди деревьев, затем спрятал лицо в мягком мехе Беллы.
Пруденс неслась через лес, опасаясь затеряться во мраке. Редкие пятна лунного света дрожали на земле, освещая камни и раскидистый папоротник. Толстая полевка выскочила у нее из-под ног и, испуганно пискнув, юркнула в норку среди камней.
Пот застилал глаза; от быстрого бега прерывалось дыхание, но с каждым шагом крепла надежда на счастливый исход дела для Себастьяна.
Пруденс прижала его помилование к груди. Радость сделала ее неосторожной. Она споткнулась о корень и упала на живот, но еще крепче прижала к себе драгоценную бумагу. Девушка поднялась на ноги и продолжила свой стремительный бег.
Она выскочила из леса на луг. Полная луна посеребрила траву. Рыжий олень поднял голову от журчащего потока, роняя с морды капли воды. Спокойным взглядом влажных карих глаз грациозное животное проводило обезумевшую от счастья Пруденс, стремительно пробежавшую по лугу.