— Господин, мы отыскали Ургорта! Он мертв! Кто‑то перерезал ему глотку! Кто… — говоривший осекся, видимо, наконец, заметив, что ответить ему уже никто не сможет. Вскоре после этого по тревоге оказался поднят весь ангмарский лагерь — не удивительно, если учесть гибель военачальника, — однако единственным, чего они добились, была вынужденная дневка эльфийки на крыше одного из строений неподалеку от цитадели Тирбанда. Путь таварвайт продолжила лишь после окончательного наступления темноты, и, несмотря на усилившуюся охрану вражеских позиций, возвращение оказалось не намного сложнее той дороги, что ей пришлось проделать прошлой ночью. Лишь незадолго до выхода на ничейную землю охотнице пришлось применить все свои навыки скрытности, и именно тогда, крадясь в тенях, она услышала знакомый пересвист птицы, никогда не водившейся в Эвендиме. Пение меллорнового ястреба доносилось с верхних этажей здания, слепо взиравшего на заваленную мусором улицу чернеющими провалами окон.
Сначала Нейенналь хотела проскользнуть мимо, справедливо рассудив, что едва ли в Аннуминасе, да еще на вражьей территории, отыщется кто‑то, кто решит обратиться к ней посредством тайных сигналов следопытов, смысла которых она, хоть и слышав уже пару раз, не знала. Однако когда настойчивая трель повторилась, эльфийка все же шмыгнула в приоткрытую дверь. Кто именно пытался ее высвистать, охотница поняла еще до того, как услышала голос, и почему‑то почти не удивилась, хотя стоило бы.
— Что ты здесь делаешь? — шепотом спросила она, обращаясь к отделившемуся от стены темному силуэту.
— То же, что и ты, — так же тихо, но с вызовом ответил Тадан. — Хочу проверить, как далеко мне удастся уйти, прежде чем меня обнаружат.
— Ты рискуешь жизнью из чистого любопытства?! Если это не шутка, то трудно придумать повод глупее.
— Вероятно, да, — не сразу, но все же сказал следопыт. — Хотя, вчера, узнав, что некая таварвайт, нарушив собственную клятву, которую на сей раз ее никто не просил давать, тайком сбежала из Эхад Гартадир, я подумал, что сумел‑таки встретить более глупый поступок. Когда среди ангмарцев поднялась суматоха, мы решили, что ты попалась. Даэрдан, как будто, чего‑то подобного и ждал…
- …и отправил тебя выяснять, что случилось? — закончила за него эльфийка.
Тадан криво усмехнулся.
— Нет. Напротив запретил кому‑либо что‑либо предпринимать. И, кажется, был прав. — Следопыт кивнул на темный балахон, в который все еще куталась Нейенналь. — А ты неплохо устроилась. Я тебя поначалу за ангмарского лазутчика принял.
— Так и задумывалось, — ответила охотница.
— Смелая задумка, однако, судя по тому, что творится в лагере, ангмарцев она не обманула.
Таварвайт улыбнулась, коснувшись скрытого под балахоном холщового мешка с солью.
— Меня никто не видел. А ангмарцы сейчас заняты поиском отряда ваших воинов.
— Но там нет нашего отряда!
— Нет, — согласилась эльфийка. — Желаешь сказать им об этом?
Следопыт покачал головой.
— Куда ты намерена отправиться теперь? — спросил он.
— Обратно на Тиннудир. Просьба вашего предводителя исполнена, так что больше мне не за чем здесь оставаться.
— В таком случае до Эхад Гартадир нам будет по пути. Думаю, лучше будет уйти прямо сейчас, пока еще не начало светать.
Нейенналь кивнула. Больше они не перекинулись ни словом вплоть до самого сторожевого поста дунаданов. Лишь перед самой заставой, когда из глубин покинутого ими ангмарского лагеря донесся протяжный звук рога, Тадан спросил:
— Горделерон, что все‑таки случилось в Тирбанде? Зачем ты туда ходила?
Охотница пожала плечами.
— Ничего особенного. Мне хотелось взглянуть, действительно ли Город Королей так красив, как о нем говорят. Увы, все, что мне явилось, это тень былой славы.
— У дивного народа хорошо получается лгать, — усмехнулся следопыт. — Так хорошо, что даже хочется поверить в откровенную чушь. Можешь оскорбиться, если пожелаешь, но это правда.
— Каков вопрос, таков и ответ. Правда же в том, что я выполняла просьбу Каленглада. Если он сочтет нужным, то расскажет о ней сам. — Таварвайт замолчала, чувствуя себя немного неуютно под пристальным взглядом человека, и, желая избавиться от непрошенного чувства вины, примирительно спросила: