Следующие недели для Нейенналь слились в единую кровавую круговерть — по случайному ли совпадению, или по какому‑то тайному замыслу Амартиэль, но ожесточенные уличные бои в Аннуминасе не утихали ни днем, ни ночью. А в редко выпадающие спокойные минуты таварвайт охватывало желание бросить все, вскочить на коня и домчаться до Тиннудира… Бороться с ним охотнице пока удавалось достаточно успешно, однако эльфийка с завидным постоянством ловила себя на том, что всматривается в фигуры приходящих в Эхад Гартадир следопытов, пытаясь отыскать среди них одного, единственного. Впрочем, покуда походило, будто Каленглад твердо вознамерился сдержать оброненное при прощании обещание, что Тадана в Аннуминасе не будет. Зато в один из дней в Городе Королей появился Каранир. Случайно повстречав следопыта в лагере, Нейенналь хотела после краткого приветствия пройти мимо, однако дунадан остановил ее окликом.
— Фередир Горделерон, у меня для тебя послание от Тадана.
— Я не желаю знать его слов, — быстрее, чем следовало бы, ответила охотница.
— Ты уверена? — только и спросил следопыт.
— Да.
Больше Каранир не пытался завести с таварвайт беседы, и в следующий раз эльфийка увидела его лишь несколько дней спустя, когда дунадан в сопровождении небольшого отряда мрачных и изрядно потрепанных соратников возвратился в Эхад Гартадир откуда‑то со стороны Тирбанда. С собой следопыт нес замотанный в тряпье продолговатый предмет, по очертаниям походивший то ли на копье, то ли на штандарт, и даже с расстояния Нейенналь могла ощутить исходящее от ноши дунадана зло — затаившееся, как свернувшаяся в клубок змея, но не становящееся от этого менее опасным. В лагерь Каранир заходить не стал, оставшись у поста часовых, охраняющих восточный вход. Извещенный о прибытии следопыта Даэрдан покинул шатер командующего и так же вышел ко входу в лагерь, что само по себе настораживало. Совершенно случайно охотнице довелось оказаться свидетельницей их разговора.
— Все‑таки раздобыли? — спросил Даэрдан, кивнув на сверток. — А где владелец? Неужто Гулдуркир добровольно решился его отдать?
Осунувшийся и словно бы постаревший за считанные дни на добрый десяток лет Каранир молча провел большим пальцем по горлу.
— Ясно. Ну, покажи хоть, что это за нуменорский артефакт такой…
— Дрянь — она дрянь и есть, хоть нуменорская, хоть мордорская, — ответил следопыт, однако тряпье все же развернул, являя взгляду черный посох, густо покрытый причудливыми орнаментами, багровеющими подобно углям, что тлеют, просвечивая сквозь трещины в обугленном дочерна дереве. На угрюмом лице Даэрдана нарисовалось отвращение.
— Так вот ты каков, Танн Моргул, наследие павшего Нуменора, — тяжело роняя слова, произнес командующий, рассматривая посох. — Силен, ничего не попишешь. Но Гулдуркиру помочь ты не смог при всем своем могуществе. Одного лишь не пойму, чего ради Тадан желает, чтобы его доставили на Тиннудир? Сжечь бы это творение тьмы, да так тщательно, чтобы кроме пепла ничего не осталось.
Каранир болезненно поморщился.
— Я был бы только рад, — понизив голос, сказал он, — но у нашего молодого предводителя иное мнение и иные планы. Чего уж там говорить, если он даже к словам нуменорца рискует прислушиваться, лишь бы доказать, что достоин… — следопыт осекся и покосился на таварвайт. Кожей ощущая исходящую от дунадана неприязнь, Нейенналь предпочла удалиться.
Тем же вечером Каранир покинул Аннуминас, унося с собой зловещую добычу, однако ощущение томительного ожидания грядущей беды, возникшее у охотницы при виде посоха, никуда не подевалось. Оно, казалось, витало над древними камнями города, придавая болезненный красноватый оттенок солнечному свету, и этот оттенок постепенно становился все насыщеннее. А спустя еще два дня Город Королей почтил визитом Лаэрдан.