Домине все еще была в недоумении.
— Но где же был ваш отец?
Мэннеринг вздохнул:
— У моего отца была маленькая, но приносящая хороший доход ферма, и когда мать вышла за него замуж, она уехала из Холлингфорда к нему, в Беверли. Видишь ли, я вообще сильно сомневаюсь, понимал ли Генри Фэрридей, что у него есть ребенок. К несчастью, мой отец умер от рака горла, когда мне было четырнадцать. Тогда мы и вернулись в «Грей-Уитчиз».
— О, понятно! — Домине действительно начинала понимать. — И дедушка Генри узнал вас.
— Именно так. Как ни жаль, но, хотя характер мне достался от матери, внешне я копия Фэрридея. Можешь себе представить, какой переполох поднялся в деревне — мы живем в «Грей-Уитчиз», а старый Генри ничего не может с этим поделать.
— Почему? Разве он не мог уволить вашу мать?
— Боюсь, моя мать угрожала подать в суд, если Генри откажется содержать нас, — нахмурившись, ответил Мэннеринг. — Не могу сказать, что одобрял ее действия, но мотивы понимал. Позднее, когда к нам привыкли и шум улегся, я уехал из Холлингфорда в Лондон. Все остальное ты знаешь.
— Понятно. А ваш отец хотел признать вас — позже?
— О да. Он несколько раз делал предложение моей матери. Она всегда ему отказывала.
— Так вот почему он оставил вам поместье.
— Да. Думаю, можно сказать, что после смерти он добился того, чего не мог добиться при жизни.
Домине кивнула и вздохнула, ее охватила тревога. Она сочувствовала той молодой женщине, которой когда-то была его мать; она гадала, какая сейчас миссис Мэннеринг, насколько ожесточило ее горе. Ситуация была странной и неприятной для девушки, привыкшей к бесхитростному течению жизни в монастыре. Ей не верилось, что человек, о котором говорил Мэннеринг, — тот самый добрый пожилой джентльмен, который взял на себя ответственность за маленькую девочку после смерти ее родителей. И вот теперь ей предстояло поселиться в одном доме с женщиной, которая посвятила свою жизнь мести и, должно быть, безумно любит сына, для которого она сделала все, что было в ее силах.
Глава 3
Несмотря на проливной дождь и ужасную дорогу, было всего лишь половина седьмого, когда они свернули с автотрассы у Боробриджа. После ярких огней автотрассы извилистая дорога, ведущая к северным болотам Йоркшира, казалась темной, залитой дождем и живо напомнила Домине глухие проселки вокруг монастыря. Они проехали через несколько деревушек, в темноте заявлявших о себе маленькими пятнышками света, и свернули на еще более узкую дорогу, которая крутыми поворотами поднималась вверх. Было страшновато ехать только при свете фар, который в значительной степени поглощал мокрый асфальт, и только уверенность, что ее опекун отлично водит машину, не позволяла девушке изо всех сил вцепиться в сиденье.
Наконец они выбрались на вершину холма, и даже при слабом свете Домине могла различить, что впереди лежала бесплодная открытая равнина без признаков жизни. Она догадалась, что здесь начинаются вересковые пустоши, и пожалела, что уже вечер и она не может рассмотреть все вокруг. Она слышала, что пустоши очень красивы, но сейчас, в сумерках и под проливным дождем, они были мрачными, заброшенными и абсолютно чужими ей.
Если Мэннеринг и почувствовал ее опасения, то не сказал ей ничего ободряющего и молчал до тех пор, пока они не спустились в долину и вдали не показались огни жилья.
— Там, впереди, Холлингфорд, — бесстрастно заметил он. — Дом находится где-то в миле от деревни. Поместье довольно большое, да и большинство домов в деревне принадлежали моему отцу.
Домине кивнула, отчаянно пытаясь придумать, что сказать. Большую часть пути в салоне царило молчание, и она была рада этому, погрузившись в размышления после его поразительных откровений. Она не имела ни малейшего понятия, какие мысли роились у него в голове, но, поскольку он был писателем, она считала, что ему не составит труда чем-нибудь занять свой ум.
Он взглянул на ее бледное лицо и спросил:
— Ты хочешь есть? Моя мать приготовит ужин к тому времени, как мы приедем.
— Не особенно, — нервно призналась она, потом воскликнула: — Вы же понимаете, как я нервничаю!
Он улыбнулся:
— Не стоит. Тебя, знаешь ли, никто есть не собирается! — Его пальцы сжались на руле. — По крайней мере, пока я поблизости, — насмешливо добавил он, и Домине задумалась, что он хотел сказать этим замечанием.
Они миновали деревню, состоявшую из узкой улочки в несколько домов и магазинов, на окраине стояла церковь с приходской школой. Оставив деревню позади, они повернули на дорогу, обсаженную деревьями, с которых на крышу машины тяжело капала вода. Наконец впереди возникли широко открытые ворота, рядом с которыми притулился домик привратника. Но никто не вышел встретить их, и, глядя на заброшенный домик, Домине предположила, что он пустует. Они проехали дальше по подъездной дороге к главному зданию, и, по мере того как оно становилось видимым в свете, фар, девушка испытала чувство разочарования. В «Грей-Уитчиз» не было ничего красивого. Каменный фасад зарос плющом, в стенах прорезаны безыскусные квадратные окна. Дом был из двух крыльев в три этажа и ни капли не походил на изящную загородную резиденцию, которую она себе представляла.
Мэннеринг остановил машину у подножия парадной лестницы и, включив свет в салоне, внимательно посмотрел на выражение лица девушки. Увидев отразившееся на нем разочарование, он сказал:
— А чего ты ожидала? Здание парламента?
Домине сжала губы и покачала головой:
— Конечно нет, мистер Мэннеринг. Просто он не такой, как я думала, вот и все.
Он снова вгляделся в ее лицо пронзительными голубыми глазами, а потом молча выключил свет и выскользнул из машины. Дождь все еще шел, но уже не такой сильный, и Домине, не дожидаясь помощи Мэннеринга, ступила на землю и не стала накидывать на голову капюшон.
Дом казался мрачным и негостеприимным. Она поежилась, потому что нигде не видно было света и никто не вышел их встречать, но Мэннеринг невозмутимо вынул из багажника ее чемоданы и поднялся по ступеням к входной двери.
Опустив ношу на пол, он порылся в карманах и извлек связку ключей, один из которых вставил в замок, открыл дверь и пропустил Домине впереди себя в холл. Протянув руку, он включил свет, и огромная люстра над их головами сразу же рассеяла мрак. Домине увидела, что пол был устлан красным ковром, который поднимался и по лестнице справа от входа. Стенные панели были старательно отполированы, пренебрежением и запустением здесь и не пахло. Перила лестницы изгибались вдоль верхнего этажа, и именно там появился первый признак того, что дом обитаем. По ступенькам торопливо спустилась девушка, чтобы поприветствовать их, — старше Домине, лет двадцати с небольшим, на ее взгляд. Она была светловолосая, крепкого сложения; на щеках играл здоровый румянец, и сразу было видно, что она много времени проводит на свежем воздухе. Хотя уже наступил вечер, она была в брюках для верховой езды, и Домине подумала, что мужской наряд очень идет к ее спортивной фигуре.
— Джеймс! — радостно воскликнула девушка, бегом преодолевая последние несколько ступенек, и, схватив его за лацканы пиджака, звонко поцеловала в щеку. У Домине было ощущение, что теплота приветствия девушки была специально рассчитана на нее, но она не могла ничем подтвердить свои подозрения. Тем временем девушка отпустила Мэннеринга и, взглянув на Домине, спросила «Это та самая девушка?» так, словно Домине не в состоянии была сама ответить на вопрос.
— Да, Мелани, — пробормотал Джеймс, отворачиваясь от ее любопытного взгляда. — Это Домине Грейнджер. Домине, это Мелани Грант, моя кузина.
Домине вежливо поздоровалась с девушкой за руку, но ей не было дела ни до задумчивого выражения глаз Мелани, ни до того, что она отвернулась от нее, словно Домине не заслуживала никакого внимания. Мелани обратила все свое внимание на кузена, помогла ему снять пальто и повесила его в стенной шкаф. Мэннеринг с веселым блеском в глазах помог Домине освободиться от верхней одежды.