Староста с трудом поднялся с колен, потирая ушибленный бок. Недовольно зыркнув на Янис, он решил всё же отыграть положенную роль и процедил:
– Как ты смеешь прятаться за спиной ведьмы, убийца?
Его взгляд метался так стремительно, что невозможно было понять, к кому он обращается. То есть было очевидно, что к Орис, но как же вежливость, требующая смотреть на собеседника? Перед ней стоял вовсе не ослеплённый горем и яростью отец, нет. Перед ней стояла хитрая жирная крыса, пытающаяся сохранить лицо перед всей деревней, в частности перед разъярённой матроной, нависшей над ним, словно неотвратимая расплата.
– Я вам тоже рада, мой дорогой свёкор, – учтиво ответила Орис и даже поклонилась. Янис заломила руки и запричитала:
– Дрянь ты бесстыжая! Я не верила в проклятье, ты знаешь, Майка, я не верила! Но это… это… – по лицу её вдруг полились слёзы. Она резко уронила руки, в отчаянии глядя на Орис. – За что? Ну если парни тебе обидели чем, так это ж мужики. Что их, убивать за это?! А Шонка… одна у меня была девка. За что ты с ней так? А ты! – взгляд её вновь сверкнул ненавистью, она уткнула палец прямо в грудь Майрис. – Нет у тебя сердца! Эта плесень твоих племянников порешила, а ты с ней якшаешься?
– Это ничего, – невозмутимо ответила Майрис. – У меня ещё есть.
Янис задохнулась от ярости. Орис вздрогнула. Как же… жестоко, наставница. Даже если они давно не ладили с сестрой, разве можно было такое говорить ослеплённой горем матери? Ведь Майрис сама была матерью, и сама знала, каково это – терять ребёнка. Сердце Орис сжалось. Не выдержав, она сделала шаг вперёд, заглядывая в глаза суровой женщине, готовой убить её на месте. Янис казалась столь же опасной, сколь ранимой сейчас.
– Госпожа Янис, – произнесла она твёрдо. – Я не убивала ни Шону, ни Шайна, клянусь вам.
Янис растеряно уставилась на неё. Вздрогнув, она принялась утирать слёзы.
– Да вот и я думала, как же так – и чтоб ты? Но… где же они тогда? Где они, Орис? – к концу фразы она почти шептала, не сводя с Орис блестящих от слёз глаз. Она покачала головой.
– Я полагаю, на равнинах.
Сейчас только она поняла, до чего же невероятно для горцев звучат эти слова. Орис спешно прикусила язык, но было поздно. Глаза Янис недобро прищурились.
– Ещё и издеваешься, ведьма? – прошипела она, в следующий миг бросившись на Орис с кулаками, словно разъярённый зверь. – Судьба тебе уже мордашку подправила, но и я добавлю! – завизжала она.
Марбл преградил ей путь, предупредительно положив руку на рукоять болтающегося на поясе ножа. Зарычав, Янис отступила, неохотно, словно до последнего сомневаясь, не побороться ли с Марблом. Ростом она была повыше него, и уж точно побольше массой.
– Зачем ты слушаешь эту ведьму, Янис? – вдруг проснулся староста. – Все видели, что она сотворила с моим сыном! А Таллис? Что, скажешь, ты и их не убивала?!
– Нет, – вежливо улыбнулась Орис. Староста разразился яростной тирадой, призванной обличить всех ведьм, но Орис и не слушала его. Подавшись ближе к Майрис, она спросила на прантее: – Он знает правду?
Майрис чуть прищурилась, глядя в лицо старосты. Что-то зашептала, глаза полыхнули фиолетовым, а затем лицо её расплылось в улыбке, более красноречивой, чем любые слова. Орис почувствовала вскипающую в ней злость. Три строки, что помогут вырвать любое сердце, вихрем пронеслись в её голове. Она прищурилась и медленно разомкнула губы, как вдруг…
– Орис! Марбл! Это мои дети, духи милостивые, это они!
Через всю деревню к ним неслась мать. Слёзы текли по заметно постаревшему лицу. Золотистым вихрем она обрушилась на них, схватила в охапку, словно силы в ней было, как в медведе.
– Живы, живы, живы! – повторяла она, расцеловывая их в щёки. Орис почувствовала, что и сама сейчас разревётся, и поспешно себя одёрнула.
– Живы?! – снова завелась Янис. – Как же мы все рады за тебя, Кейтис! Жаль, что того же не скажешь про моих близнецов, стараниями твоей доморощенной ведьмы!
Была у Янис всё же ещё одна общая черта с сестрой: в любом состоянии она была способна источать сарказм. Матушка, казавшаяся особенно хрупкой на фоне мощной Янис, в отчаянном порыве обхватила Орис и Марбла за плечи, прижимая ближе к себе, готовая защищать до последнего вздоха. Марбл вдруг резко сбросил её руку.
– Матушка, – сказал он строго. – Не стоит. Ты знаешь, как криво на тебя будут смотреть, если станешь водиться с убийцами. Тебе ещё жить здесь.