— Добро пожаловать в замок Кинвайл, отважные тавиррские воины — гроза женщин, детей и дворовых кур, — произнесла девушка, отвесив шутовской поклон шапкой. — Надеюсь, наш петух проявил к гостям уважение и сдался сразу, как только увидел ваши шпоры? А если он сильно докучал вам, милорд Адемар, то уж простите его невоспитанность. Он такой же дремучий, как и все балериты, да к тому же ещё и замухрышка. Но вы всегда можете сжечь его на костре за… пособничество.
Сзади раздались смешки его людей, довольно тихие, но Викфорд их услышал.
А вот её глаза не смеялись. Эти глаза, холодные, как изумруды, и такие же острые, как грани этого камня, а в них столько ненависти и злости, что эту ненависть Викфорд ощутил на коже ледяным ужом, совсем как в том лесу, когда она выстрелила в него. Сомнений не осталось — это она. Отравленная стрела принадлежала ей.
И Викфорду показалось, что этот взгляд полный изумрудного льда и ненависти вошёл второй стрелой ему в самое сердце.
Ведьма! Настоящая ведьма!
А её слова, сказанные с такой издёвкой, прозвучали, как пощёчина. Хлёсткая и громкая, и Викфорд никогда не чувствовал себя таким униженным, как в этот момент. И это был момент его слабости, а слабости в себе он не терпел. На него нахлынула злость, такая сильная, что даже лихорадка под её натиском будто отступила.
Он положил стрелу на стол и бросил коротко своим:
— Развяжите хозяйку. А вы, найрэ, тащите всё, что обещали: лекаря, бьяху и свечей побольше, а не то я найду, чем посветить в этом амбаре. Ну? Чего застыли, найрэ? Живо! Или хотите, чтобы мои ребята перевернули всё здесь в поисках выпивки? А мы пока побеседуем с вашей дерзкой лучницей. Садись!
Он повелительно указал девушке на стул, но она лишь пожала плечами и ответила дерзко, без должного уважения:
— А если не буду, то что? Свяжешь меня и будешь угрожать кинжалом?
— Умереть захотела, пигалица? — спросил Викфорд, обходя её по кругу.
— Ты и так обещал вздёрнуть меня на воротах именем короля, — снова пожала она плечами.
— А тебе, как я вижу, жить совсем не хочется?
— А у меня выбор не богатый. Раз сам милорд Адемар обещал повесить меня на воротах, значит, так и так повесит, ведь я слышала, что его слово твёрже алмаза, — презрительно фыркнула девушка.
Викфорд снова услышал смешки, и не выдержав, рявкнул псам:
— Вон пошли! Я велел обыскать замок от чердака до подвала и выставить караулы, так какого гнуса вы всё ещё торчите здесь?!
Псы бряцая оружием удалились. Вернулась найрэ Нье'Келин со служанкой. Они взгромоздили на стол два канделябра, и возились долго, пока Викфорд не рявкнул и на них, чтобы они исчезли.
Когда все ушли, он подошёл к девушке, близко, так что между ними осталось расстояние не больше локтя и, глядя ей в глаза, спросил:
— Чем ты намазала эту стрелу? Что это за яд? Если хочешь, чтобы я сохранил тебе жизнь — отвечай! — и он демонстративно воткнул кинжал в деревянную поверхность стола.
— Ты и сам знаешь, проклятый тавиррский пёс! — воскликнула девушка, и глаза её блеснули. — Это не яд, это вся ненависть и слёзы нашего народа застыли в тех рунах, которые ты видел на наконечнике стрелы. Они убьют твой Дар, и ты умрёшь. Ты уже умираешь, я вижу, — прошептала она и торжествующе улыбнулась. — И может быть, я тоже потом умру, но тебя я точно заберу с собой!
— Так это не яд? — спросил Викфорд прищурившись. — Значит, ты не мазала эту стрелу ядом?
— Нет, пёс. Не мазала. Для тебя не нужен яд. Предателей-айяарров убивают магией янтаря, — произнесла она, вздёрнув голову.
Викфорд вытер со лба капли пота тыльной стороной ладони и криво усмехнулся.
— Рано торжествуешь, пигалица. Если ты не мазала эту стрелу никаким ядом, то она меня не убьёт, потому что во мне нет Дара, — он развёл руками, взял со стола стрелу и внезапно, одним резким движением, сломал её о колено и бросил в пустой камин. — Вот так бывает, когда твоё семейное проклятье внезапно становится твоим спасением. Жаль только, что ты испортила мой фамильный герб.