Огненные иглы ожили под кожей, вонзились в вены, вспенили кровь и ударили в самое сердце. Викфорд ощутил её аромат, и ему показалось, что пахнет она спелой малиной и летними цветами, он вдохнул его судорожно, не зная, с чего вдруг стал так тонко различать запахи. И может быть, ему просто мерещилось, а может быть, она просто ведьма и делает это специально. Только он смотрел на её губы и понимал, что все чего он хочет сейчас — узнать какие они на вкус.
Но он был уверен, что Эрика окажется холодной, как лёд. Не ответит на его поцелуй, оттолкнёт или ударит.
А она оказалась…
Губы у неё были мягкие, нежные, сладкие, и такие неожиданно горячие и отзывчивые. И на вкус как спелая малина с мёдом. Едва прикоснулся и утонул, а она откликнулась. Он ласкал их и чувствовал, как прорастают под кожей треклятые ветви, рвут мышцы и жилы, словно тянутся к ней навстречу, но боли нет, а совсем, совсем наоборот! Каждое касание опьяняет всё сильнее и обжигает так сладко. Викфорд и подумать не мог, что она вот так ему ответит: ножом под рёбра и той страстью, с которой целовала. И боль сплелась с наслаждением, и удержала на грани, ведь если бы не нож, если бы не эта боль, которая его отрезвила, не смог бы он остановиться.
Когда она его оттолкнула, он стоял и смотрел, как дурак, а внутри всё горело огнём и жаждой. И он понимал, что зря… зря он это сделал! Она ему этого не простит. Не забудет никогда. И что самое паршивое — он не сможет забыть.
Она отравила его этим поцелуем, ведьма!
Почему она так его целовала? Её ненависть была настоящей, он видел, чувствовал… тогда почему? Неужели так сильно боялась за жизнь того купчишки? Жаль он не убил его прямо там!
Он развернулся и пошёл прочь, пошатываясь, взявшись рукой за бок и ощущая, что рубашка вся пропиталась кровью.
— Чего ржёте? — рыкнул в сторону своих людей. — Завтра выезжаем на рассвете, караулы поменять, лошадей накормить, взять овса и еды. Что забудете — шкуру спущу!
И он обругал их ещё за что-то, даже сам не понял за что.
— Да мы, как бы, знаем что делать, — растерянно ответил Корин Блайт. — Чего кобелить-то?
Ну да, знают. И он знает, что знают. Но Викфорд не обращая внимания на их недовольство, зашагал по холму вниз. Облизал губы, всё ещё ощущая её вкус, а ноздрями запах, и горько усмехнулся сам себе, благо в темноте никто не видел его лица.
В комнате подошёл к зеркалу, стянул рубашку, и долго рассматривал своё отражение. Но не было на нём и следа от тех странных огненных побегов, что он ощущал под кожей сегодня во время обряда.
Что это за колдовство? Что она с ним сделала?!
Викфорд посмотрел на окровавленный бок и огромный багровый разрез, который оставил её кинжал, на своё плечо, где уже затянулась рана от стрелы, и подумал отстранённо, что они здесь всего три дня, а она уже дважды его покалечила. И по-прежнему хочет его убить. И даже если не убьёт сама, то однажды он всё равно умрёт из-за этой женщины. Какое-то странное ощущение того, что так и будет, возникло у него в душе.
Викфорд смыл кровь, достал из сумки арнскую смолу, смазал рану от кинжала, чтобы края сошлись. Такой порез заживёт за пару дней. Хорошо, что остриё упёрлось в ребро. О чём он только думал — она запросто могла его убить!
Не могла… Не убила бы…
Он достал из сумки наконечник стрелы, той самой, которой она в него стреляла. Не стал её сжигать в тот раз, вытащил из камина и решил, что в ближайшее время найдёт по дороге кого-нибудь, кто растолкует ему, что за руны написаны на ней. И кто не соврёт.
В его отряде был один балерит по имени Кун. Они подобрали его ещё на границе, в гарнизоне. Командор сказал, что он хороший разведчик и проведёт их любой тропой. Не особо Викфорд ему доверял — никогда не любил предателей, даже если они и были на его стороне. Но сейчас сгодится и этот Кун — как можно скорее надо выяснить, кто может знать, что за руны на этой стреле.
В дверь постучали, и вошёл Тревор, раскрасневшийся и потный, видимо успел приложиться к бьяхе уже не раз.
— Чего тебе? — спросил Викфорд, закрывая рану чистой тканью.
Тревор посмотрел на порез, на окровавленные тряпки, на кинжал на столе и, крякнув в кулак, спросил осторожно:
— Мне стоит беспокоиться по этому поводу?
Викфорд усмехнулся криво, плеснув воды в кубок, подошёл к окну и, уставившись невидящим взглядом в темноту, ответил:
— Не стоит. На мне всё заживает, как на собаке.