Выбрать главу

Он отошёл к окну и отвернулся. Постоял, скрестив руки на груди, а потом произнёс тише:

— Твой отец в итоге принял бы такое же решение.

— Но зачем я нужна королю Раймунду, если ты и так решил сдать Балейру! — воскликнула Эрика, не совсем понимая, к чему ведёт дядя.

— Король не хочет получить просто голую землю. Он хочет сохранить нашу магию…

— Он для этого отправляет на костёр одну фрэйю за другой? — криво усмехнулась Эрика. — Чтобы сохранить нашу магию?

— Все совершают ошибки.

— Ты словно защищаешь его! О Триединая мать! — Эрика вскинула голову и спросила, глядя на дядю с прищуром: — А зачем вообще королю нужна именно я? Я же теперь никто. Сирота. Ни дома, ни земель… Балейру ты и так хочешь сдать. Зачем ему на мне жениться?

— Не кипятись. Условия мирного договора таковы, что это именно ты сдашь ему Балейру, как наследница Янтарного трона и присоединишь наши земли к Тавирре. Ты поставишь подпись на мирном договоре. А ещё, ты поделишься с королём свои Даром, передав его вашим детям — потомкам короля Раймунда, — с этими словами Тревор Нье'Лири обернулся. — Король Раймунд хочет, обладать магией Лесного народа, только так он согласен оставить фрэйям жизнь.

— Ни за что! — горько выдохнула Эрика.

— Тогда вся Балейра погибнет. Сожгут каждую фрэйю, какую найдут. Мужчин убьют, чтобы некому было продолжить имена наших кланов, а девушек… Думаю ты догадываешься, что с ними станет. Ну или ты можешь их всех спасти. И прежде чем ты скажешь ещё раз своё «Ни за что!», подумай, а что должен делать настоящий правитель?

Он оттолкнулся от окна, подошел к Эрике сзади и развязал ей руки.

— Ты думаешь, я не скорблю? Ты думаешь, каждый шаг по этой земле не отдаётся болью в моём сердце? Но время пришло, пора развеять прах мёртвых, подумать о живых, и начать жить дальше. К тому же твой брак одобрил Янтарный совет, — Тревор Нье'Лири залез во внутренний карман и достал оттуда бархатный мешочек. — И я привёз кольцо будущей Янтарной королеве.

Эрика чувствовала, как ей не хватает воздуха. Как её душит ярость и ужас от того решения, которое ей предстоит принять, и понимание того, что в словах дяди есть мудрость правителя.

Он говорил Эрике ещё много жестоких слов, и во всех этих словах была только одна правда — она не может думать и решать просто как Эрика, девятнадцатилетняя девушка, живущая в Кинвайле. Она должна принимать решения, как будущая королева. И, к сожалению, эту ношу нельзя переложить на кого-то другого.

— Ты должна понимать, Эрика, ты можешь спасти свой народ, ценой этой жертвы. А именно личные жертвы и страдания всегда прославляют правителей.

— Но… как же я смогу передать свой Дар тому, кого ненавижу так сильно? Как же зов леса? — спросила она уже тише, ощущая с каждым мгновеньем, что эта ноша всё сильнее давит её к земле. — Я же фрэйя, моё сердце само выбирает, кого полюбить и с кем поделиться Даром. Я не смогу отдать его тому, кого ненавижу всем сердцем так сильно. Ничего же не получится…

— Ну… Есть одно средство, — дядя Тревор прищурился. — Зов леса можно обмануть. И я знаю как это сделать.

Глава 3. Стальной поцелуй

Дядя уехал на следующий день.

— Ты же не станешь делать глупостей? — спросил он Эрику перед тем, как попрощаться.

Она устало покачала головой. Что-то внутри будто надломилось.

Какие уж тут глупости? Любой её неосторожный шаг будет стоить жизни тёте Бригитте и её детям. И тем, кто живёт в замке. И Ивару Йорайту. И всем фрэйям этих земель…

Король Раймунд пообещал согнать всех жителей Балейры к скалистым утёсам Аррена и топтать лошадьми до тех пор, пока они сами не бросятся в море.

Дядя не скупился на описания того, что тавиррцы сделают с каждым, если Эрика вдруг сбежит, умрёт или вздумает разделить ложе с каким-нибудь ретивым юношей. На последнем дядя Тревор сделал особенный акцент — король желает, чтобы его невеста осталась нетронутой. Чтобы ни на кого не растратила даже капли своего Дара. И от этих слов Эрика закипела в одно мгновенье, вспыхнула вся, едва сдерживая бранные слова, хотя и понимала, что не дядя в этом виноват. Но мысль о том, что она не вольна в своём выборе была унизительной настолько, что хотелось плакать от бессилия.