Услышав стук копыт, Мадог поспешил подальше от главных ворот в поисках местечка поукромнее. Осторожно оглядываясь через плечо и не видя никого впереди, он прошел главный зал. Перед входом в женские покои кто-то схватил его за руку.
– Ты так интересуешься Рианнон, что уже совершенно не замечаешь остальных женщин? – обратился к нему злобный голос.
Мадог хотел вырвать руку, но остановился. Даже Рианнон не посмеет изрыгать проклятия, которые могут услышать и другие, кроме ее околдованного любовника.
– Она меня совершенно не интересует, я ненавижу ее, – пробурчал он с такой страстной и искренней злобой, что Маллт не могла не поверить ему.
– Тогда почему же… – начала она, но в это мгновение из женских покоев показался Мэт и прошествовал мимо них, направляясь к Рианнон, которая только что слезла с лошади Саймона. Маллт и Мадог вздрогнули, и Маллт ядовито прошипела: – Проклятая ведьма!
– Ты знаешь?! – воскликнул Мадог.
Маллт пристально посмотрела на него и неспешно кивнула.
– Мы с Кэтрин слышали, как она разговаривала со своим котом, не зная, что мы поблизости. Он не сделал чего-то, что она, полагаю, хотела, потому что она назвала его «предателем» и упрекнула, что, дескать, так-то он «вознаграждает ее за преданную службу». Когда она увидела нас, то очень рассердилась.
– Она прокляла вас? – с беспокойством спросил Мадог.
– Она не сделала бы этого в зале, – ответила Маллт. – Принц Ллевелин может опекать ее, но даже он не сможет ее спасти, если слишком многие узнают о том, кто она на самом деле.
Глаза ее, однако, смотрели не на Мадога. Они следили за Саймоном, который, проводив взглядом Рианнон, повел Имлладда в конюшню. Не будь Мадог так озабочен своими собственными страхами, он мог бы догадаться, что убежденность Маллт в дьявольской сущности Рианнон замешана на обычной ревности отвергнутой женщины. Однако он был слишком рад найти соратника, с которым можно посоветоваться.
– А она способна насылать проклятия, если рядом нет ее помощника? – осторожно спросил Мадог.
Саймон исчез из виду, и взгляд Маллт вернулся к Мадогу.
– Откуда я могу знать? – огрызнулась она. – Я же не ведьма.
– А кто может знать? – настаивал Мадог.
– Священник, наверное, – ответила Маллт, но лицо ее теперь, когда отвлекавший внимание Саймон ушел, приняло заинтересованное, расчетливое выражение. – Я не думаю, что будет разумно задавать слишком много вопросов здешнему священнику, – сказала она. – Дойдет до ушей принца Ллевелина, и нам несдобровать.
– Я… – слова Мадога застряли в глотке, когда в дверях главного зала появилась Рианнон.
Мадог застыл, гадая, не лучше ли броситься бежать, но, прежде чем он успел шевельнуться, Рианнон мило кивнула, поздоровавшись с ним и Маллт, и прошла мимо них в женские покои. Мэт, трусивший вслед за хозяйкой, на мгновение остановился и зашипел, после чего тоже исчез в дверях. Мадог поперхнулся. Возможно ли, что Рианнон не знала, что это был именно он в лесу над бухтой? Означало ли это, что она не была такой уж могущественной ведьмой? Если она не знала, кто там был, то действительно ли проклят он?
Маллт поздоровалась в ответ с холодной вежливостью. Мадог не смог произнести ни слова, но Рианнон, совершенно очевидно, не обратила на это внимания. Лицо ее имело отстраненное выражение, указывавшее на то, что мысли ее витали где-то очень далеко от формальных приличий, и чувство облегчения покинуло Мадога. Возможно, она знала все и просто притворялась из-за присутствия Маллт? Ведь кот совершенно откровенно продемонстрировал враждебность. Но означало ли это что-нибудь? Кот шипел и фыркал на него, даже когда Рианнон, впервые появившись при дворе, еще искала его внимания.
– Что с тобой? – спросила Маллт.
Мадог сообразил, что остановился на полуслове. Он чувствовал, что должен объясниться, но не мог признаться, что испугался Рианнон.
– Я… я только сегодня узнал, кто она такая, – признался он. – Ужасно даже подумать, что я когда-то представлял ее своей женой.
– О, она околдовала половину мужчин при дворе, – зло произнесла Маллт.
Тут она сделала глубокий вдох. Какая же она была дура! Она не догадалась об этом раньше, но наверняка именно это случилось и с Саймоном. Он был околдован. Именно поэтому он больше не смотрел на нее, не заговаривал с ней. Наверное, так и есть, подумала Маллт, вспомнив, что Мэт не шипел на Саймона вчера, а лишь ходил за ним следом, путаясь у него под ногами и даже забираясь к нему на колени. Это представило ревность Маллт в новом свете, и она решила, что ей нужно побыть немножко в одиночестве и все обмозговать.
– Думаю, ты права, – ответил Мадог, но в голосе его особенного энтузиазма не слышалось.
Мадог знал, что, для того чтобы привлечь к себе взгляды мужчин, Рианнон не требовалась ворожба. Даже если они считали ее немножко странной и слишком своенравной, преимущества кровных уз с правящим домом Гвинедда – а ее сводные братья Давид и Граффидд были очень нежны с ней – плюс солидное приданое достаточно крепко привязывали поклонников. Но даже этот предмет, который так увлекал Мадога до свидания в бухточке, не мог удержать его внимания. Он чувствовал, что Рианнон смотрит на него откуда-то из женской половины дома. Он знал, что Рианнон никак не могла видеть его ни под каким углом зрения, но беспокойство его ничуть не уменьшалось.
Поскольку и Маллт и Мадог торопились покинуть это место – она хотела подумать, а он скрыться куда подальше, – они, не мешкая, разбежались. Однако чувство сообщности сохранилось между ними, и каждый думал, что другой может оказаться полезным ему. Мадог не мог вынести одиночества и направился в большой зал, где надеялся найти себе компанию, а заодно спрятаться от Рианнон. Душевный покой он нашел не сразу, продолжая испытывать ужасную тошноту, пустоту в животе и дрожь, но прошло несколько часов, и болезненные симптомы приглушились – невозможно долго сохранять остроту чувств.
Когда страх отошел, уверенность Мадога несколько возросла, но зародившаяся надежда исчезла, вновь уступив место страху, когда он в следующий раз встретился с Рианнон за обедом. Она немного опоздала – остальные уже приступили к еде, однако место для нее придержали, и она, как это обычно бывало, если в доме не находились важные гости, села рядом с отцом. Ллевелину очень нравилось болтать с дочерью. Заняв свое место, Рианнон обежала глазами сидевших за нижними столами мужчин. Она искала Саймона, но, поскольку Мадог завороженно смотрел на нее, она остановила на нем взгляд и вежливо кивнула в знак приветствия. Мадог почувствовал, как по его телу пробежал холодок, и едва смог проглотить то, что было во рту. Через минуту ему пришлось покинуть зал. Едва успев добежать до отхожего места, он вывалил из своего нутра все, что съел, и почувствовал такую слабость, что уже не сомневался, что вот-вот умрет прямо на этом месте.
Теперь он знал наверняка, что его прокляли и что проклятие оставалось в силе. Первым порывом было бежать, куда глаза глядят, но затем силы начали возвращаться. Возможно, проклятие срабатывало только в присутствии Рианнон. Однако он еще не чувствовал себя достаточно окрепшим, чтобы уехать прямо сейчас. До наступления темноты приступы не повторялись, но Мадог к своему ужасу чувствовал, что действие заклятия продолжалось. Во рту было сухо, а сердце стучало часто и гулко. Периодически он покрывался холодным потом.
Ужас и болезненные симптомы – прямой результат этого ужаса, возникавшего, как только он вспоминал о своих страхах, сохранялись в нем на протяжении всего дня. Почти уверенный, что смерть неминуема, Мадог разыскал священника и покаялся во всех своих грехах. Потом, продолжая опасаться, что умрет мгновенно, если произнесет вслух имя Рианнон, он рассказал священнику, что в деревне близ поместья его отца жила ведьма, и уклончиво спросил, что можно сделать, чтобы спастись от проклятия.
Ему было предложено несколько средств, но Мадог быстро понял, что главное средство – избавиться от заклятия или от ведьмы. Он недолго размышлял над тем, что ему, может быть, удалось бы уговорить Рианнон, убедить ее, что он не желал ей зла, чтоб она сняла свое заклятие. Такая злобная сука, как она, способна причинить ему зло и в будущем за какую-нибудь воображаемую обиду. Было бы лучше, намного лучше, гораздо надежнее, если бы он избавился от нее самой. Но как? Прокляв его, она наверняка теперь постарается не оставаться с ним наедине. Да он и сам не осмелился бы на подобное уединение незадолго до того, как она исчезнет. Пробудить враждебность Ллевелина было бы едва ли не хуже любого проклятия.