Рианнон заметила ужас, вспыхнувший в темных глазах Джиллиан, которые тут же опустились к рукоделию у нее на коленях. Голос ее прозвучал звонко, ласково и ровно.
– Но, Адам, есть и другие способы заставить человека посмотреть правде в глаза, кроме как забить его до смерти. Судя по тому, что сказал нам Иэн, корень всех проблем – Винчестер. Если бы убедить Генриха, что Питер де Рош ведет его по неверному пути, он пересмотрел бы свои взгляды, не омрачая сверх меры и без того сложные отношения с баронами.
– Чтобы доказать, что де Бург был не прав, понадобилось двадцать лет, – нетерпеливо возразил Адам. – Мне не хочется терпеть еще двадцать лет правления Винчестера.
– Генрих был вне себя от гнева на Винчестера после унижения в Аске, – задумчиво произнесла Джоанна. – Но епископ, возможно, опять одурманил короля. Жаль, что Саймон и Рианнон не приехали раньше.
– Как они могли приехать раньше? – возразил Иэн и, подавшись вперед, покровительственно положил руку на плечо Рианнон. – Саймон должен был сначала заехать к Ллевелину. И к тому же путешествие по горам Уэльса не может быть скорым.
– Иэн, я вовсе не упрекаю Рианнон, – уверила его с улыбкой Джоанна. – Это все равно, как если бы я сказала: «Жаль, что идет дождь». Но ведь действительно жаль. Если бы мы смогли представить ее раньше, она успела бы сказать Генриху то-то и то-то и напомнить, что Винчестер доставил ему неприятности в Уэльсе.
– Подожди-ка, – сказал Саймон. – Я не возражал бы, чтобы ради пользы дела моими руками выгребали каштаны из огня, но мне не нравится идея, чтобы Рианнон испытала на себе силу королевского гнева, и я не думаю, что это входило в намерения Ллевелина.
– В намерения Джоанны это не входило тоже, – мягкий шелковистый голос Джиллиан несколько сгладил гордое и резкое возражение Джоанны. – Совсем наоборот – Рианнон должна развивать тему заботливости Ллевелина по отношению к Генриху, ведь они какая-никакая родня через брак, и его сожаления о том, что плохое управление и плохие советы приводят к неприятностям для короля, несправедливы. Она могла бы сказать, и совершенно искренне, что наемники совершенно бесполезны в Уэльсе. Ведь это Винчестер предлагал воспользоваться услугами наемников, не так ли, Адам?
– Да, именно так, – яркие глаза Адама повернулись к Рианнон.
– Да, и я могла бы сказать – тоже совершенно искренне, – что мой отец даже использовал меня как наживку, чтобы удерживать молодых повес при дворе, не позволяя им участвовать в рейдах. Разумеется, когда Генрих ступил на землю Уэльса, уже ничто удержать их не могло.
Элинор раздраженно поморщилась.
– Вы, конечно, могли бы, но уже слишком поздно. У Винчестера было не менее десяти дней, чтобы оправдать свою неудачу и взвалить вину на кого-нибудь другого.
– Да, – вздохнул Джеффри, – и я боюсь, что Ллевелин не так уж далек от истины в своих предположениях, как хотелось бы. Если перемирию с Пемброком суждено состояться, то виновников начнут искать на стороне. Однако еще не все потеряно, и здесь тоже Ллевелин оказался очень проницательным. Мягкие речи такой девушки, как Рианнон, весьма вероятно, сделают советы Винчестера менее убедительными, если он попытается настроить Генриха против валлийцев.
– Представить Рианнон королю будет несложно, но она должна суметь привлечь и удержать его внимание, – напомнила Джоанна.
– Она вполне способна на это, – с пылом вставил Саймон, – и в правильном направлении, так что Генрих будет часто вспоминать, что она валлийка, но в хорошем смысле. Eneit, где твоя арфа?
– Среди моих вещей, – уверила его Рианнон, – но где точно – не имею представления. Багаж укладывали слуги…
Она замолчала, так как Элинор с восклицанием вскочила на ноги.
– Бедное дитя, – сказала она затем, – ты, наверное, считаешь нас бездушными чудовищами. Мы не предложили тебе даже кубка вина или переодеться и сбросить с себя пропылившуюся одежду. Ты должна простить нас. Мы так глубоко увязли в этой проблеме, что не способны думать ни о чем другом. Пойдем со мной наверх и найдем тебе одежду и все, что пожелаешь, – Элинор сделала жест рукой, и Джоанна с Джиллиан, которые тоже уже поднимались, сели.
«Мама хочет поговорить с Рианнон наедине», – решила каждая из них.
Захваченная беседой, Рианнон не успела толком рассмотреть окружавшую ее обстановку. Только когда ее привели в спальню, которая прежде принадлежала Джоанне, а теперь – Сибелль, она заметила, какой роскошью были окружены хозяева Роузлинда. На полу лежал мягкий ковер, гобелены на стенах защищали комнату от сырости, а возле камина вместо простых скамей или лавок стояли кресла со спинками и подлокотниками, да к тому же еще и мягкие. Со стен торчали держатели для факелов, но на гобеленах и самих стенах следов копоти не было. Факелами давно не пользовались. Многорукие подсвечники изысканной работы подтверждали, что в этом доме пользовались лучшим и более чистым освещением, несмотря на дороговизну свечей.
– Ты разделишь эту комнату с Сибелль, если не возражаешь, – сказала Элинор, и на испуганном лице Рианнон прочла ответ на один из интересовавших ее вопросов. Девушка ожидала, что будет спать с Саймоном. Элинор улыбнулась. – Никто не запретит тебе спускаться вниз, дорогая моя, но Саймону в женские покои доступа нет. Пока здесь Адам и Джеффри, я могу выделить ему только небольшую комнатушку в стене. Переодеваться и хранить одежду тебе будет сподручнее здесь. И беспокоиться не нужно, – ответила она на вопрос, читавшийся на лице Рианнон. – Мне хотелось бы, чтобы ты имела выбор, но я понимаю, что обычаи бывают разные. И даже в Англии помолвка…
– Вы так добры, мадам, – торопливо перебила ее Рианнон. – Было бы ужасно разочаровать вас всех, но мы с Саймоном можем никогда и не пожениться.
– Ты хочешь сказать, что Саймон…
– Не Саймон, – сказала Рианнон. – Противится вовсе не Саймон. Это я.
Рианнон не заметила, что Элинор замолчала еще до того, как ее перебили. Рианнон еще ничего не успела сказать, а Элинор уже поняла, что если и были какие-то препятствия к их браку, то не со стороны Саймона. Хотя Элинор казалось почти невероятным, чтобы какая-то женщина отказалась от возможности выйти замуж за Саймона, в случае с Рианнон это оказалось именно так. Это было, однако, очень странно. Она уже познала Саймона – в этом Элинор не сомневалась: их словесные перепалки давали ясно понять, что они уже хорошо узнали друг друга и любили близость; родители и с той, и с другой стороны одобряли этот брак. Никаких препятствий нет. Что же тогда мешало этой девушке?
– Почему же? – без обиняков спросила Элинор. Она могла быть хитрой при необходимости, но рассудила, что сейчас не то время, не то место и не тот человек перед ней.
– Потому что я не верю, что он способен быть верным, а я не из тех женщин, которые могут делить с кем-то мужчину.
– Я тоже, – согласилась Элинор, едва заметно улыбнувшись, вспоминая месяцы несчастий, которые она навлекла на саму себя и на своего мужа только потому, что думала, что он носил в своем сердце мечту о какой-то другой женщине.
– Так зачем же мне выходить замуж? – с горячностью спросила Рианнон. – Он может гулять, как ему вздумается, а я должна хранить верность! Мне не нужны ни его земли, ни покровительство, ни приданое, которое обещал отец.
– Хорошо тебе, – сказала Элинор, поняв, что девушка, должно быть, получит земли сама. – От кого тебе достались земли? – спросила она. Саймон, оказывается, мог получить от брака гораздо больше, чем они думали, хотя их вполне устраивало одно только предложение Ллевелина.
– От кого? Кто знает? – ответила Рианнон. – Может быть, они были подарены моему деду Гвидиону или бабушке Ангарад, а может, принадлежали их предкам. Я знаю только, что есть Ангарад-Холл, есть стада, слуги и охотничьи угодья. Сейчас они принадлежат Кикве, а потом станут моими.