Саймон разразился хохотом и так сердечно хлопнул Рианнон по спине, что она, споткнувшись, сделала несколько шагов вперед. Он поймал ее и прижал к себе.
– Прости, любимая, я не хотел ударить тебя так сильно, но какая мысль! Какая прекрасная мысль!
– А это безопасно? – спросил сэр Гарольд, а затем, когда Саймон открыл рот для объяснений, предостерегающе поднял руку. – Я не мастер врать. Не говорите мне больше ничего, умоляю вас, но если вы пожелаете остаться здесь, я буду очень рад. Сэра Роджера можно было бы выставить отсюда, и никто не осмелился бы открыто применить силу, чтобы захватить вас.
– Я вовсе не уверен в этом, – заметил Саймон. – Очень скоро может случиться так, что не останется никаких законов, кроме воли короля или, скажем, Винчестера. Но главная причина не в этом. Если мы уедем, вы, как и мои родители, останетесь чисты. Если можно добиться той же цели без оскорбления и открытого неповиновения, то лучше их избежать, – торжественно закончил он.
Рианнон посмотрела на него с таким откровенным изумлением и недоверием, что оба мужчины засмеялись.
– Кроме того, – продолжил Саймон, сияя глазами, – так гораздо забавнее.
– Для вас, – сухо уточнил сэр Гарольд, – но для леди Рианнон это может оказаться суровым испытанием. Если вы уедете, то я мог бы сказать, что и она уехала вместе с вами. На такую ложь меня хватит. Она преспокойно останется в безопасности в женских покоях, пока…
Саймон и Рианнон перебили его дружным смехом. Она положила ладонь на руку кастеляна.
– Спасибо вам за заботу, но я могу скакать наравне с Саймоном, а бегом так даже обгоню его.
– Не обгонишь! – воскликнул Саймон. – На ровной земле я пройду дистанцию в два или три раза быстрее тебя. Ты меня опередишь, только лазая по горам, как коза. Мы с тобой – прекрасная пара!
У Рианнон перехватило дыхание. Они были прекрасной парой! И если она уступит пожеланиям Саймона, они опять станут ею. Одна половинка яблока не может жить без другой. Отчаянно желая уклониться от ответа, Рианнон устремила взгляд мимо Саймона и заметила сэра Генри, наблюдавшего за ними с жалостью и волнением во взгляде.
– Я должна объяснить старику, – тихо сказала она. – Он знает, что нам нужно ехать. Я ему уже объясняла, но наше долгое совещание явно напугало его.
– Да, конечно. Пока ты будешь объясняться и собираться, я пойду готовить людей и лошадей. Перед отъездом я зайду попрощаться. Да, и еще, Рианнон, не могла бы ты мягко сообщить ему, что здесь будет новый капеллан? Брат Майкл уже слишком стар и неважно себя чувствует. Он хочет вернуться в монастырь.
– Хорошо. Это отвлечет его от нашего отъезда и даст пищу для размышлений. Ты, надеюсь, сказал аббату, что новый капеллан должен будет уделять больше времени общению со стариком и не запугивать его адом и проклятием.
– Я присмотрю за этим, – пообещал сэр Гарольд с просветлевшим лицом. Он не ожидал, что проблема одиночества сэра Генри может быть решена так просто.
Когда несколькими часами позже они пересекли подъемный мост, Рианнон сказала:
– Все обошлось как нельзя лучше. Сэр Генри так жаждет пообщаться с новым капелланом, научить его, как все нужно делать, разъяснить, кто набожен, а кто грешен, что легко примирился с нашим отъездом. Ему жаль терять брата Майкла, но… Что такое, Саймон? Есть какая-то опасность, о которой ты не хотел упоминать в присутствии сэра Генри?
– Нет. Я просто пытаюсь решить, в какую сторону нам податься. Я, конечно, не хочу встречаться с людьми сэра Роджера, но этого довольно легко избежать, – он сделал паузу, и губы его сжались. – Я действительно обеспокоен всем этим делом с Винчестером и с королем, если он тоже замешан. Следовало бы крепко дать им по рукам, чтобы не тянулись за тем, на что не имеют никакого права. Однако, если я сначала повезу тебя в Уэльс, потом может оказаться слишком поздно.
– О чем ты говоришь?
– О том, что мне хотелось бы насолить Винчестеру… и королю тоже, выкрав де Бурга из церкви, где он, без сомнения, обречен на медленную голодную смерть.
Рианнон вытаращила свои зеленые глаза, а затем усмехнулась.
– Думаю, мы должны сделать это. Мой отец, возможно, не согласился бы. Я уверена, что он не забыл, как де Бург истребил заложников два года назад, но он куда больше разозлится на Винчестера, когда узнает о его планах захватить в заложницы меня. Может быть, не стоит ему говорить об этом, – тут она нахмурилась. – Но сможем ли мы сделать это?
– Мы? – переспросил он. Она пожала плечами.
– Тебе негде оставить меня, а, как ты сам сказал, если ты поедешь сначала в Уэльс, он за это время вернется в тюрьму или умрет голодной смертью. Я имела в виду, куда мы его денем, когда освободим? Не думаю, что ему будут рады на земле моего отца.
– Нет, конечно. Я думаю, его с радостью примет Пемброк. Так или иначе, но это уже будет не наша проблема. Я не такой идиот, чтобы вовлекать Ллевелина в это дело без его на то разрешения. – Он объяснил, что собирался передать де Бурга Гилберту Бассетту. – Но где найти самого Бассетта, не имею понятия. Он должен быть в окрестностях Дивайзеса, рассчитывая поймать какой-либо шанс освободить де Бурга, но я не могу в открытую крутиться там, спрашивая о местонахождении человека, объявленного вне закона, или мятежника.
Но Саймон создавал проблему там, где ее не было. Гилберт Бассетт сам нашел его. Саймон должен был догадаться, что глава мятежников не мог долго оставаться в неведении относительно украдкой приближавшегося к Дивайзесу большого вооруженного отряда. Они избегали деревень, карабкаясь по лесистым холмам, и разбили лагерь на перевале в десяти милях от Дивайзеса.
По пути ловкие валлийские лучники раздобыли дичь, так что еды было вдоволь. С другим делом было похуже. Хотя ни Саймон, ни Рианнон не упоминали об этом, прикрывая все разговорами о спасении де Бурга, они оба изнывали от плотского желания. Когда наступила темнота, они жадно переглянулись, но дальше этого дело не зашло. Рианнон понимала, что не может возобновить отношения с Саймоном, не возбуждая вновь уже закрытый для нее вопрос об их браке. Предложить Саймону взять ее без выяснения отношений было бы умышленным жульничеством. Однако поднять этот вопрос – значило лишь вынудить Саймона вернуться к его первоначальной позиции: без надежды на брак – никакой физической любви.
В этом отношении Рианнон неправильно понимала Саймона. Его мысли шли совершенно иным путем. Он полагал, что растущая замкнутость и напряженность Рианнон свидетельствовали о ее нежелании разделить с ним ложе. Как только она начала замыкаться в себе, он вспоминал ее злой вызов в его адрес, сделанный ею в Оксфорде: «Посмотрим, чей голод окажется сильнее». Он был голоден, невыносимо голоден, но у мужчины своя гордость. Не желал он и унижать Рианнон. Он хотел придумать какой-либо способ, который заставил бы их обоих пойти на взаимные уступки и одновременно был бы обоюдной победой.
К несчастью, томление в чреслах замутило ему мозг и притупило зрение. В конце концов Рианнон, молчаливая и сдержанная, не выдержав, встала и прошла в его палатку. Если бы Саймон не был так поглощен своим собственным желанием, он мог бы подняться навстречу и хотя бы взять Рианнон за руку. Простое соприкосновение пальцев решило бы все проблемы. Но эта возможность оказалась упущена. Саймон продолжал сидеть у огня, бессвязно беседуя со Сьорлом. Потом он лег в постель – но не мог заснуть.
Оба они встали с опухшими глазами, молчаливые, несчастные, безнадежно пытаясь найти какие-либо оправдания. Но чем с большей энергией каждый из них пытался заделать разделявшую их трещину, тем шире она становилась, превращаясь в пропасть. Когда воины наспех завтракали холодным мясом, с северного и западного направлений вдруг донесся целый хор птичьего свиста. Саймон вскочил на ноги и начал вполголоса давать распоряжения своим капитанам. Сразу с двух сторон к ним приближались вооруженные отряды.
22
Птичьи крики понемногу затихли, перемещаясь к югу и востоку. К тому времени, как вооруженные отряды сошлись в месте, где был лагерь Саймона, они не увидели ничего, кроме мирно догоравших костров и вытоптанной земли. Множество следов – лошадиных и человеческих – вели через открытое поле в небольшой лесок. Отряды быстро устремились вперед, и вскоре их военачальник остановил коня сразу за кромкой леса, когда мелодичный голос откуда-то сверху произнес что-то неразборчивое.