Хуже того, мне было смертельно скучно. Остальные воспользовались передышкой, чтобы залатать одежду и сумки, привести в порядок наше снаряжение. У меня же, как только я пытался на чем-то сосредоточиться, начинали слезиться глаза и снова раскалывалась голова. Я бы с удовольствием даже начал прясть, но у меня едва хватало сил даже держать руки на весу, пока Тарик наматывал на них остатки пряжи.
Покончив с этим делом, он вздохнул и аккуратно сложил моток к себе в сумку. И Тарик, и Арва взяли с собой чесаную шерсть, чтобы прясть в дороге. Каждый вечер, сидя у костра, они доставали свои веретена и пряли без всякой на то причины – просто потому, что была такая возможность, и потому, что их это успокаивало. У Арвы шерсть кончилась накануне нашего столкновения с медведем, а теперь подошли к концу и запасы Тарика.
– Я знаю, что ты не большой любитель прясть, – сказал он мне, – но это все, что у меня осталось от отца.
– Знаю, – ответил я. Может быть, когда моя мать… нет, не буду даже думать об этом. Вместо этого я с видом знатока провел рукой по мотку пряжи в сумке Тарика. – Хорошо сработано. Нить ровная и крепкая. Он бы тобой гордился.
– Все равно в Харуфе прясть будет нельзя, – вздохнул Тарик. Это решение далось ему нелегко. Он закрыл сумку и сложил вместе с остальными вещами.
Это была еще одна история с гор. Маленькой Розе нельзя прясть, поэтому остальным жителям Харуфа тоже нельзя. Касим издал указ, и большинство прях покинули королевство. Для тех, кто остался – как моя мать, оставшаяся из любви к королеве, – жизнь превратилась в сплошные страдания. Я не позволю Тарику и Арве страдать, если смогу хоть как-то это предотвратить.
– Вот почему мы должны снять проклятие, – сказал я.
Последовало ошеломленное молчание. Я почти слышал, как бегут мысли в голове Тарика, пока он обдумывает со всех сторон мои слова, решая, с чего начать возражения.
– Это твой план? – спросил Сауд. – Или ты просто мелешь все, что придет в твою ушибленную головушку?
– Ушиб тут ни при чем, – возразил я. – Это единственное решение, которое подействует достаточно надолго, чтобы быть действительно полезным.
На некоторое время снова воцарилось молчание, пока Тарик размышлял. Чем дольше он молчал, тем отчаяннее становилась надежда, загоревшаяся в глазах Арвы. Мне пришлось отвернуться от нее.
– Мы не знаем, как это вообще подействует, – сказал наконец Тарик. – Мы не знаем, что случится с Маленькой Розой, если разрушить проклятие.
– Меня не особо волнует, что случится с Маленькой Розой, – сказал я несколько жестче, чем собирался.
– Йашаа, – огорченно протянула Арва, но я гнул свое. Будет нелегко, но лучше обговорить все проблемы сразу.
– Разве это честно, что столько людей страдают из-за одной девчонки, будь она хоть сто раз принцесса? – возразил я. – Разве честно, что она живет в замке, а ты – на обочине, а твоя мать поплатилась жизнью за свою работу?
– Конечно, нет, – осторожно ответил Сауд. – Но мне не хотелось убивать медведя, хотя он был одержим демоном и жаждал нашей крови.
– Я и не хочу ее убивать, – возразил я, запоздало сообразив, что с моих слов могло показаться, будто это так. – Но что-то мы должны предпринять. Вы что, считаете, что Харуфу будет лучше при Царетворцах?
– А почему тебя вообще волнует судьба Харуфа? – спросил Сауд. Обычно они с отцом держались в стороне от наших дискуссий о прядении и нашей родине, но, учитывая, как прочно он связал с нами свою судьбу, я не мог винить его за то, что теперь он решил вмешаться.
– Это не так, – возразил я. Мы оба знали, что я ответил слишком быстро, но я решил продолжать, махнув рукой в сторону Тарика и Арвы. – Меня их судьба волнует. Я хочу для них той жизни, какой они заслуживают: чтобы их уважали за их мастерство и чтили за их традиции.
– Так почему бы нам не продолжить путь дальше, когда мы перейдем горы? – настаивал он. – Почему бы не пойти по Шелковому пути через пустыню? Пусть Маленькая Роза состарится, умрет и заберет свое проклятие с собой в могилу. Вам нет места в двух королевствах, но есть третье, где вас примут, причем с распростертыми объятиями. Нужно только добраться туда.
Мы уже были достаточно сильны, чтобы пересечь пустыню, в этом я не сомневался. Возможно, кто-то из прях, отправившихся туда, узнает меня, или хотя бы вспомнит мою мать, и приютит нас. Но все это слишком неопределенно.
Мой мозг закипал. Медведи-демоны, феи, изгибы веретена, пустынные дороги – слишком много всего. Я просто хотел, чтобы моя мать поправилась и перестала считать, что я предал ее, предпочтя оружие веретену.