Грудь заныла. Поцелуи становились все более жаркими, и он начал двигаться под ней, едва ощутимо толкаясь бедрами.
Кира отстранилась, перекатилась на землю и закрыла глаза. Лицо пылало. Еще немного, и она бы потеряла контроль.
— Пожалуйста, — его голос, словно густой мед с горькой каплей насмешки.
Она не смела взглянуть на него. Продинамить его? Да ни одна женщина в своем уме не смогла бы ему отказать. Хорошо, что она попрощалась с рассудком, когда попала в этот невероятные мир.
— Все, адреналин успокоился, эмоции, вызванные близкой смертью, улеглись, так что я готова двигаться дальше.
— То, что ты готова, я уже понял.
Явный двойственный смысл сказанного заставил Киру покраснеть еще больше. Совсем немного, — подумала она, — и на моем лице можно будет готовить, как на сковородке.
Они шли неторопливо, одного солнца уже не было видно, второе почти закатилось за горизонт.
Странный запах ударил в ноздри. Что-то горело впереди? Через несколько метров Кира также унюхала другой запах — пищи. Слюнки потекли, захотелось идти быстрее, чтобы набить абсолютно пустой живот.
Поселение, показавшееся невдалеке, было небольшим по сравнению с ее городом. Однако и на обычное село не походило.
Первое, что привлекло внимание Киры — толпы народу. Люди стояли рядами, словно выстроившиеся на смотр солдаты. Однако чем ближе она подходила, тем сильнее ее охватывал ужас.
Связанные запястья и лодыжки, ошейники с цепями. В глазах — страх, отчаяние, безысходность.
Женщины стоят, низко опустив головы. Волосы у многих в беспорядке, висят спутанными космами. Одежда разорвана. На теле следы насилия.
Тошнотворный ком подкатил к горлу. Рабы!
Мужчины связаны сильнее, некоторые могут только сидеть, потому что кандалы на руках и ногах соединены короткой цепью. Большинство из них мощные, с развитой мускулатурой, грубыми лицами, но есть и странные чахлые старички. Разве они могут кому-то быть нужными? Кто их купит?
Однако в следующее мгновение Кира поперхнулась, сердце разорвалось от боли. Маленькие, чумазые, испуганные, словно зверьки, в клетках сидели дети.
Она посмотрела на Аргуса. Он шел среди рядов с абсолютно невозмутимым лицом. Будто его не возмущало это унизительное, бесчеловечное социальное явление. Рабство — не признак цивилизации, рабство говорит лишь об убожестве общества.
— Вы живете в глубокой древности, — прошипела она ему, сверкая глазами. — Вы продаете и покупаете людей! Как вы можете мнить себя высокоразвитыми существами?
— У вас тоже есть рабство, — вкрадчиво сказал он.
— У нас нет рабства.
— Да неужели? Ваших женщин продают ради секса, ваших мужчин покупают, как трудовую силу. А в некоторых странах за ребенка можно прожить полгода, не подыхая от голода.
— Это единичные случаи. Мы с этим боремся!
— Не сильно уж вы и боретесь, раз за тысячелетия не смогли искоренить этого.
— В наших цивилизованных странах есть организации, которые работают над тем, чтобы пресечь все эти ужасные схемы, мы хотя бы понимаем, что это плохо.
— Вы многое что понимаете, но и на многое закрываете глаза. Вы унижаете других своим действием или бездействием, вы унижаете себя каждый раз, когда можете кому-то помочь, но вам лень достать деньги и протянуть их нуждающемуся. Так что не читай мне морали за то, каков наш мир. Твой ничем не лучше.
Кира молча шла за ним, с ужасом глазея на покупателей, осматривающих живой товар. Они вертели лица, осматривая на предмет повреждений, задирали юбки, проверяя, ровные ли ноги, ощупывали мышцы мужчин.
Ее тошнило. От происходящего вокруг, от всеобщего спокойствия.
Как можно было безмятежно наблюдать за этим, зная, что однажды любой может оказаться на месте тех, кто закован в цепи?
Они остановились на постоялом дворе. Ярко горели факелы, бросая тени на каменные постройки. Люди вокруг были одеты странно, хотя то же самое можно было сказать и о них.
Кира точно знала, что здесь собрались представители разных культур, возможно рас.
Она видела изящных, стройных мужчин и женщин, чьи тела были покрыты золотистыми и зеленоватыми татуировками, а уши заострялись на кончике.
Глазела на мужчин в капюшонах, прятавших лица. Их фигуры были спрятаны длинными плащами..
Когда она проходила мимо кого-то, сгорбившейся над невысокой скамьей, то почувствовала, как из нее словно начали вытягивать все силы, все эмоции. Ее душа затрепетала.
Аргус резко толкнул незнакомца.
— Брось эти штуки, Пожиратель душ. Или твоя голова будет катиться по дороге так быстро, что даже детишки не смогут догнать ее, чтобы побуцать между собой.
Мужчина резко повернулся к ним и Кира заметила, как сверкнули его страшные, пустые глаза, словно две черные дыры на искаженном лице. Потом его внешность изменилась, ни чем не выдавая представителя иной расы. Он оттолкнулся от скамьи и пошел прочь.
— Если еще раз почувствуешь, как будто из тебя тянут твои силы, твои эмоции или воспоминания, беги со всех ног как можно дальше. Это будет значить, что до тебя добрался Пожиратель душ. Они вытягивают из тебя все, до чего могут добраться. И если не остановятся, то ты станешь лишь телом без души, пустой оболочкой.
— Зачем они делают это?
— Древние легенды говорят, что когда их создавали, Бог, в чьих руках тогда находился Талисман, был расстроен чем-то. И эмоциональная нестабильность отразилась на новой расе. Они испытывают необходимость в эмоциях, чувствах, любых- плохих или хороших. Без них они ощущают себя неполноценными, пустыми. Еще одна причина, чтобы вступить в войну в поисках Талисмана. С его помощью Пожиратели душ надеются, что обретут свои собственные.
Они сняли комнату на ночь. Впервые за время своего пленения Кира смогла поесть нормальную горячую пищу. И сразу после ужина повалилась в постель, стараясь не думать, что всего в метре от нее спит Аргус. Тем более, в своей кровати он был практически обнажен.
Глава 5
Странный храм и опять эти женщины. Они зовут к себе, манят, и ощущение, что она должна последовать зову, раздирает на части.
Однако что-то в хоре зовущих настораживает. Будто один фальшивый голос, который вносит смуту в гармонию, заставляет усомниться в ее идеальности.
Что-то липкое ползет по телу, окутывая, опутывая, связывая. Дышать все труднее. Лживое и мерзкое существо на коже, оно отдаляет от этих странных женщин, оно не дает понять их призыв, их слова.