— Погодите. Как вы сказали? Жара? Сегодня? Вы уверены?
Сергею Порфирьевичу вдруг стало не по себе. Даже, как будто, в жар бросило.
— Ну да, — он смущенно поморщился. — Да, в самом деле, какая жара среди зимы. Сугробы, ели…Что-то я запутался. Ну так вот, значит, фура. Она стояла на перекрестке как-то в раскорячку, наискосок….
— И вы в нее врезались?
— Я?.. Да нет… Нет! Вы что! — Он даже усмехнулся. — У меня ж скорость было под сто двадцать, наверное. Меня бы размазало в повидло!
— Так вы затормозили? Вы помните, как вы затормозили?
— Ну разумеется, я затормозил, иначе бы…
— Так помните или нет?!
— Ну да… — Сергею Порфирьевичу вновь стало не по себе. — Конечно, затормозил. Иначе бы сейчас я не с вами. Я бы сейчас с ангелами разговаривал.
Тут женщина почему-то криво усмехнулась и покачала головой.
— Ангелов в природе нет, уж поверьте.
— Ангелов-то нет, положим. Но почему вы так странно смотрите?
Женщина в самом деле смотрела словно мимо него, на кого-то неразличимого, кто был сейчас будто бы за его спиной. Сергей Порфирьевич с трудом подавил в себе желание обернуться.
— Это я не на вас. Это — так. Ладно хорошо, вы затормозили, — голос её стал низким и хрипловатым. — Допустим. Хотя вы как-то неуверенно говорите. Что было дальше? Вы можете припомнить?
— Припомнить! Что значит припомнить! Конечно, могу. Странные вопросы у вас…
И тут он понял, что, внезапно нахлынувшие растерянность и раздражение его как раз и вызвано тем, что он не то что бы не может это вспомнить. Может. Но воспоминание это, как подкрашенный ртутный шарик, то и дело уворачивается от него, дразнит, отскакивает, но и не исчезает совсем.
— Ну так что!?
— Ой, да что ж вы все кричите-то?! Дальше… Так. Ну дальше я подумал, что так вот ехать просто рискованно. Надо хоть немного, но поспать, — он заговорил оживленно, жестикулируя, будто помогая самому себе. — Поначалу думал: съеду на обочину да и покемарю. Потом вижу— мотель этот. Название-то какое — «СНЕГ»!.. Кстати, никогда прежде не видел мотеля этого. Да и обочин там нету. Вообразите! Нету никаких обочин! И съехать некуда. Дорога — как долбленый жёлоб. Сугробы, сугробы по обе стороны. Ну так вот, значит мотель. Странное какое заведение. Даже документов не попросили. Просто дали ключи, и всё молча. Ну вот, поднялся на второй этаж. Бухнулся, не раздеваясь в кресло и уснул. Тут же… Потом проснулся, видимо, так крепко спал, что долго не мог вспомнить, где я и как вообще сюда попал. Потом телевизор включил. От нечего делать. А там…
— А там?!
— А что там. Фильм какой-то был. Муть. Больше похоже на любительскую съемку. Хотя сейчас это модно. Дорога. Вот примерно такая же, как я говорил — без обочин, без поворотов. Просто ложбина кротовая. Закрытый шлагбаум, станция заброшенная, ржавые цистерны. Дороги нет. Потом — некая криминальная свара. Шпана какая-то обкуренная. Кажется, там всё кончилось плохо. Женщина кричала. Жуть, в общем. Вы тоже смотрели?
— Я? — Женщина отозвалась чуть помолчав, глянула на него точно с тяжелого сна. Недвижный взгляд её вновь прошёл как-то сквозь него, как через сито. — Пожалуй, смотрела. Только давно… Однако теперь ясно.
— Что ясно?
— Вам надо уезжать отсюда. Немедленно.
— Ух ты, прозвучало-то как. Как у Агаты Кристи.
— Это не смешно. Сейчас идите к себе в номер. Соберите манатки, если они у вас есть, садитесь в машину и езжайте уже. Слушайте! Я не знаю, что там может случиться. Может, то же, что и в той киношке, что вы видели — шлагбаум, цистерны, шпана. Может, что другое. Скорее всего… Не перебивать меня! Так вот, вам надо обязательно, любой ценой выбраться отсюда. Через шпану и шлагбаумы, цистерны, таверны, каверны… Обратно — нельзя. Ясно? Тогда — всё, прощайте!
Сергей Порфирьевич очутился в коридоре. Его попросту бесцеремонно выпихнули в коридор. Вышибли, будто пьяного посетителя. Э, нет, так не пойдет! Сергей Порфирьевич рывком распахнул дверь нараспашку.
Женщина все так же стояла возле двери, скрестив на груди руки.
— Так. Что на сей раз?
— Послушайте! Хватит дурить мне голову. Я не ребенок, если вы заметили. Объясните, и без всяких этих ваших ужимок и недомолвок, — что произошло?! — Ему вдруг захотелось сказать что-то резкое, грубое этой насмешливой и по-своему красивой женщине. — Что это за чёртов мотель?