— Ментор? — шепотом окликнула его Шули. И он осторожно коснулся магнитных проводящих каналов в ее нейронах, теперь не на прием, а на передачу.
Говори внутри головы. Умеешь?
— Умею. Я в детском саду так разговаривала с воображаемой птичкой. Ну, как будто у меня есть птичка и я ее с собой беру в сад.
Я понял. Отлично. Только губами не шевели. Какие будут пожелания?
— Пожелания? Ну, не знаю. Прямо сейчас никаких, наверное.
А зачем звала?
— Ну так. Проверить, слышишь ты или нет.
Шули ехала в метро, на юг области. Поезд шел уже около часа, городской публики в вагоне почти не стало.
У тебя очки с экранами? Надень.
Очки у Шули темные, для поверхности. Ментор увидел отражение в вагонном стекле: она послушно сдвинула их со лба на глаза и стала еще суровее на вид. Секунд на пять.
— Ты что, опупел! — кажется, она сказала это вслух, но в поезде не одна она разговаривала с девайсами или просто с пустотой перед носом. — На кой мне это?
Это?
— Национальности, сексуальные статусы, уровни дохода… ты мне что, жениха ищешь?
Ни в коем случае. Я учу тебя оценивать типажи. Чтобы ты понимала, кто чем интересен.
— Я и так понимаю, чем они интересны. Слушай, у нас не принято смотреть на людей. Тут тебе не центр.
Ты говорила, что хочешь стать артистом. И ты в темных очках, они не увидят.
— Ну ок.
Жениха будущей артистке в этом вагоне искать не стоило, зато с типажами был полный порядок. Китайцы, всегда по трое-четверо, в футболках землячеств, один не спит, остальные спят сидя. Разнообразные афры — Сенегал, Сомали, Конго… Русские в комбезах, почти такие же смуглые, как те; либо в белых костюмах, с противосолнечными шлемами — эти почти белые. Киргизы в высоких калпаках, казахи в тюбетейках. Статус — в свободном поиске, независимо от наличия жены. Профессии — мелкий менеджмент, торговля, озеленение, уборка мусора, криминал… А в общем, славные люди. Ментор начал спешно активизировать кластеры, к которым давно не обращался.
На станции Шули двинулась не куда все, к переходам на жилые хорды, а к лестнице наверх.
Это еще зачем?
— Живу я там.
Наверху?
— Ага. Мы вдвоем с Залинкой, она от мужа сбежала, у нее теперь с чипом проблемы. Не бойсь, там нормально.
Эскалатор, конечно, не работал, и у Ментора было время подумать, не ошибся ли он, когда соглашался на такого Носителя. Масальский жил под куполом, Егоров — в белом городском квартале, дома с кондиционерами, трассы в тоннелях. Область — это нехорошо, очень нехорошо. Опасно. А уж поверхность…
А глупая усатая девица спокойно шагнула в вечерний свет — мутно-желтоватый, как перед грозой, которая никогда не начнется. Натянула капюшон на голову и пошла себе. Жарко. Сорок градусов, даже больше, говорят сигналы от кожи — прежнему Носителю такое было строго запрещено. Серый асфальт, земля цвета песка, маленькие смерчики, деловито вращающие пыль и мусор. Шар перекати-поле тащится по проезжей части. Кто-то в мэрии слишком буквально понял приказ выращивать любые зеленые насаждения. Модификант практически не нуждался в воде, охотно катался, добросовестно рассевая семена, только вот кататься предпочитал по улицам, а не по газонам, прорастал же практически везде. Через пару лет все дорожное покрытие в городе пойдет под замену.
— Смотри, тут травка новая выросла, видишь, в трещинах? Кругленькие листочки — это подорожник. Раньше было вообще ни о чем, а сейчас уже можно жить. Два раза дождь был с начала года, а там у нас бетонированный пруд, в нем вода стояла. Крысы есть и кошки… Упс…
— Привет, красава.
Двое в камуфляже, евро и афр. Добрые лица такие. Подходят спереди и сзади, поодиночке, а слева машина с открытой дверцей, и в ней давит лыбу еще один афр. Шули опустила руку к ножнам, в них, кажется, электрошокер.
Ментор перешел с букв на голос в ушах. Важно было, чтобы прозвучало правильно.
Говори «Агасынан тагзым».
К счастью, обошлось без «чего» и «зачем».
— Агасынан тагзым.
Двое остановились, улыбка в машине погасла. Афр изображает полупоклон, русский или кто он там шутливо отдает честь. Разминулись.