Несколько раз Цезаря даже пытались провозгласить царём, но он с возмущением отказывался. Возможно, диктатор лукавил и выжидал подходящего случая, когда это можно будет сделать без ущерба для своего авторитета, поскольку титул царя ассоциировался у римлян с крайней тиранией[124]. Тем не менее враги Цезаря распускали упорные слухи, что его провозглашение царём неминуемо, особенно в преддверии грандиозного похода против Парфии, задуманного диктатором. Как пишет Аппиан, даже «распространился слух, что Сивиллины книги предсказывают: парфяне не раньше будут побеждены римлянами, как против них будет воевать царь»[125].
Абсолютная власть Цезаря не нравились многим представителям римской политической элиты. Весной 44 года против диктатора был организован заговор. Лидерами заговорщиков стали Гай Кассий Лонгин, Марк Юний Брут и Децим Юний Брут. Они считали своим идейным вдохновителем Цицерона, боровшегося с Каталиной, и наивно полагали, что убийство «тирана» Цезаря приведёт к полному восстановлению республиканского строя[126].
На 15 марта 44 года было назначено очередное заседание римского сената. Заговорщики выбрали именно этот день для покушения на Цезаря, но их замысел едва не сорвался, поскольку диктатор, встревоженный неблагоприятными предзнаменованиями, решил остаться дома. Тогда Децим Брут, проявив недюжинное коварство, пришёл домой к Цезарю и уговорил его отправиться в сенат. По пути в курию Цезаря попытались предупредить о заговоре и даже вручили свиток с доносом на заговорщиков, но диктатор не успел его прочитать. Кроме того, по свидетельству Плутарха, «какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в тот день месяца марта, который римляне называют идами, ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!», на что тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!»»[127].
Войдя в курию Помпея, где должно было состояться заседание сената, Цезарь сел в своё кресло. Марка Антония, ближайшего соратника Цезаря и консула 44 года, Децим Брут нарочно задержал на улице, вступив с ним в длительный разговор. Сидящего Цезаря тут же окружила толпа заговорщиков, и один из них, Луций Тиллий Цимбр, стал слёзно молить о помиловании своего брата, а остальные горячо поддержали его просьбу. Когда Цезарь отказал, Цимбр внезапно схватился за тогу диктатора и потянул её на себя. Это стало сигналом для заговорщиков[128].
Как пишет Плутарх, «Каска первым нанёс удар мечом в затылок; рана эта, однако, была неглубока и не смертельна: Каска, по-видимому, вначале был смущён дерзновенностью своего ужасного поступка. Цезарь, повернувшись, схватил и задержал меч. Почти одновременно оба закричали: раненый Цезарь по-латыни — «Негодяй Каска, что ты делаешь?», а Каска по-гречески, обращаясь к брату, — «Брат, помоги!» Непосвящённые в заговор сенаторы, поражённые страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать. Все заговорщики, готовые к убийству, с обнажёнными мечами окружили Цезаря: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окружённому ловцами, встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как было условленно, что все заговорщики примут участие в убийстве и как бы вкусят жертвенной крови. Поэтому и Брут нанёс Цезарю удар в пах. Некоторые писатели рассказывают, что, отбиваясь от заговорщиков, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнажённым мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары. Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к цоколю, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно. Цоколь был сильно забрызган кровью. Можно было подумать, что сам Помпей явился для отмщенья своему противнику, распростёртому у его ног, покрытому ранами и ещё содрогавшемуся»[129].
«Appendix Vergiliana»
События гражданской войны и убийство Цезаря, безусловно, сильно повлияли на мировоззрение Вергилия. На его глазах рушился привычный для всех римлян миропорядок, и было непонятно, какое будущее ждёт Римское государство. Однако вернёмся на несколько лет назад, в то время, когда Вергилий только начал своё обучение в Риме и вступил на путь серьёзного поэтического творчества.
128