Она ошиблась.
Когда они подъехали к ее дому, молодой лорд не попрощался с нею, а вошел в дом и сразу же приступил к делу. Он вошел в гостиную, где лежала, поправляясь от своего недомогания, миссис Чартли, и без церемоний принялся уговаривать ее переменить свое отношение к динамичному немецкому танцу, который стал предметом повального увлечения лондонской молодежи.
Нельзя сказать, что она оставалась совершенно нечувствительной к его обаянию, но у нее были очень строгие понятия о приличиях. И еще неизвестно, удалось ли молодому лорду доказать ей свою правоту, если бы он не получил поддержку с совершенно неожиданной стороны. Вошедший в гостиную приходской священник узнал, о чем разгорелся спор, и сказал, что со времен сотворения мира старшее поколение считает своим долгом заклеймить нравы молодого поколения. Если бы спросили его, то он бы сказал, что не рискует осуждать танец, которого никогда не видел. Мягко улыбнувшись Джулиану, он пригласил его показать несколько па.
– Господин Чартли! – полусерьезно стала возражать его супруга.
– Когда я сам был молодым, то очень любил танцевать, – ностальгически заметил священник. – Господи, какими дерзкими мы были! У нас все было по последнему писку, как говорят нынче молодые люди.
Все засмеялись. Потом священник прибавил, что хотя он надеется на то, что его дети никогда не переступят ту черту, которую он определил, он не хочет, чтобы его дочь в вопросах моды всегда плелась в хвосте своих сверстников.
Миссис Чартли, наконец, всплеснула руками в притворном испуге и согласилась отложить вынесение окончательного вердикта.
Закончилось все тем, что Джулиан предложил Пейшенс получить от него первый урок и привлек к этому делу мисс Джейн Чартли, которая изъявила желание помогать. Она не только подтолкнула робкую старшую сестру к молодому лорду, но и решила наиграть музыку. Последнее у нее получилось просто великолепно. Изумленная мама смотрела на свою младшую дочь, которая с важным видом аккомпанировала танцующим, безупречно выдерживая ритм и все паузы, и спрашивала себя: кто это научил ее играть вальсы? Гувернантка сразу отпадала: это была чопорная женщина очень строгих правил.
Пейшенс, как и ее отец, очень любила танцевать и, справившись наконец со своими нервами, показала себя очень способной и талантливой ученицей. Когда рука Линдета в первый раз обвилась вокруг ее талии, Пейшенс вся напряглась, но потом сосредоточила свое внимание на фигурах в ритме, и напряжение спало.
– Браво! – зааплодировал им священник. – Очень мило!
Право, очень мило!
– Ты правда так думаешь, папа? – спросила разгоряченная Пейшенс. – Я такая неуклюжая и постоянно пропускаю свое вступление! Но… Но если этот танец не кажется тебе неприличным, я… я бы хотела ему научиться, как следует! Он такой веселый!
Именно эта восторженная реплика дочери заставила позже ее мать, миссис Чартли, заявить мужу следующее:
– Мой дорогой Джон! Я изумляюсь тому, что ты одобряешь этот в высшей степени непристойный танец! Когда они движутся вместе по комнате и когда он левой рукой держит ее правую руку и выносит их вперед и вверх, его правая рука лежит у нее на талии!!!
– Это для того, чтобы вести партнершу! – сказал, улыбаясь, священник. – У Линдета не было никакого амурного намерения! Я лично не увидел в танце ничего непристойного! Более того, мне кажется, что все получилось бы лучше, если бы наша Пейшенс не была так скованна… Но, надеюсь, это объясняется тем, что она еще как следует не выучила этот танец.
– Сдается мне, – с подозрением в голосе проговорила миссис Чартли, – что ты и сам не прочь был бы повальсировать!
– Нет, что ты, я уже слишком стар для этого! – засмеялся священник, махая руками. – Но если бы вальс был модным во времена моей юности, разумеется, еще до посвящения в сан, я, пожалуй, пристрастился бы к нему… И танцевал бы с тобой, любовь моя! Неужели ты и тогда бы отказывалась?!
Тонкая тень улыбки пробежала по ее лицу, но она сказала:
– Моя мать никогда бы не позволила мне! И ты всерьез рассчитываешь на то, что я разрешу своей дочери… кружиться по залу в мужских объятиях?! По-другому я это назвать, извини, не могу!
– Ты лучше всего умеешь определять, что ей следует делать, а что нет, моя дорогая. Так что решать тебе. Правда, если ты спросишь меня, то мне бы очень не хотелось видеть нашу дочь сидящей в углу и лишь смотрящей на то, как все ее друзья… кружатся в вальсе.
– Да, – согласилась миссис Чартли, испуганная откровением мужа. – Да, ты прав!
– Мне вовсе не нужно, чтобы она затмевала всех своих подруг, – добавил священник, полагая, что еще не убедил супругу до конца. – Но порой мне кажется, что хотя она уступает хорошенькой Теофании в красоте… танцует наша Пейшенс гораздо более изящно!