— Может. Я вас выгоняю.
— Но разве выбрасывают человека на улицу безо всякой причины? Что я сделала?
— Случилось так, что мне стало известно ваше прекрасное мнение о моем характере, да еще оказалось, вам мало подслушивать под дверью — вы на кухне обсуждаете то, что происходит в спальне хозяйки. Я больше не желаю вас видеть! Убирайтесь!
Он говорил, а лицо молодой женщины все больше и больше наливалось гневом. Обычно розовое и свежее, оно словно пропитывалось желчью и из белого превратилось в желтое. Приговор не согнул Фаншон, она, напротив, выпрямилась и приготовилась к броску, как ядовитая змея.
— Я не уйду. Вы не имеете права. После всего, что между нами было…
— Между нами никогда ничего не было. Вам приснилось, моя девочка.
— Госпожа не позволит меня выкинуть.
— Не советую вам обращаться к своей госпоже за помощью, а то ведь я могу рассказать жене, как вы живописуете по углам ее альковные секреты. Я дал вам, напоминаю, на сборы пятнадцать минут, пять из них уже прошло.
— Я поняла: это маленькая дрянь вам наболтала. Недотрога Мадалена несла черт-те что, а вы ей и поверили, конечно — она же в вас по уши влюблена…
Жилю надоели пререкания камеристки, и он пошел к двери.
— Вы не желаете уходить, поэтому уйду я, но через десять минут Хантер и Понго сунут вас в повозку, хотите вы или нет, успеете собраться или нет.
— Ладно! Я иду! Но не думайте, что вам так легко удастся от меня избавиться. Я ведь тоже вас люблю… и мы расстаемся не навсегда.
Она выскочила из библиотеки, схватив на ходу кошелек и письмо, влетела в свою комнату, побросала все, что можно, в дорожную сумку, а остальное завязала в большой носовой платок. Руки ее дрожали от волнения и гнева, она даже и не думала утереть слезы, катившиеся безостановочно из глаз. Фаншон словно раскаленным железом жгло унижение, которому только что подверг ее Жиль, и ненависть желчью подкатывала к горлу.
Разве могла она предположить, что эта идиотка с замашками святой девы пойдет и выложит хозяину ее, Фаншон, признания, может и не слишком осторожные, — ведь она-то надеялась, что секреты такого рода Мадалене противны? Как могут быть противны влюбленной девчонке рассказы о любовных победах предмета ее воздыханий? Фаншон готова была убить себя за то, что действовала так по-идиотски… Уж лучше бы она отравила Мадалену, пока Жиль был в отлучке» — сначала-то она так и хотела, когда поняла, что хозяин пылает к девчонке нежной страстью.
Но ее, к несчастью, застала эта старая дура Розенна, так что пришлось ее убрать, чтобы не выдала, но уж Фаншон постаралась, чтобы все было шито-крыто — она оторвала от самой красивой нижней юбки Жюдит клок и бросила его возле того места, где оставила старуху. Жюдит она тоже уничтожит, придет время… а оно рано или поздно придет.
Любовь Фаншон к Жилю, после того как она побывала у него в постели, странным образом перекроила ее и без того не слишком здоровый рассудок, посеяла в молодой женщине немыслимые надежды… В конце концов она пришла к выводу, что, убрав с дороги женщин, которые стояли сейчас между ней и ее бывшим любовником, она сможет привязать его к себе, завладеть им безраздельно — ведь нравились же ему ее ласки. И Фаншон сочла, что вполне может воспользоваться советами мужчин, с которыми жила в Фоли-Ришелье.
И вот все ее планы полетели в тартарары из-за проклятой Мадалены. Во всяком случае, приходится их откладывать — Фаншон не желала признавать поражения, отказываться навсегда от единственного мужчины, который мог так ее разжечь. Нет, во Францию она не вернется. Она не позволит, чтобы ее, как какую-нибудь скотину или воровку, посадили на корабль, а спустя несколько недель выбросили на набережную Нанта, где она будет нищенствовать или пойдет по рукам. Мужчина, которого она хочет, плывет на Санто-Доминго? Прекрасно, значит, она тоже туда отправится, и нет на свете силы, способной теперь помешать ей осуществить святую месть. А любовные утехи можно отложить на потом, это никуда не убежит…
Приняв решение, Фаншон попросила правившего экипажем Дэвида Хантера остановиться, едва они выехали на набережную Ист-Ривер, и высадить ее там.
— Я не маленькая, на корабль сама сяду, — сказала она ему жалобно, сквозь слезы. — И потом, ужасно неприятно, когда тебя сдают с рук на руки, как какую-нибудь поклажу. Прошу вас, господин Хантер, возвращайтесь назад. Пожалейте мою… мою гордость Американец пожал плечами, но лошадей придержал. Вечно у французов какие-то немыслимые истории, никогда ему их до конца не понять.
Да и жаль ему было несчастную девушку, всю дорогу проливавшую горькие слезы. В конце концов, ему приказано доставить ее в порт, он и доставил. А дальше пусть сама разбирается как хочет…
— Ну, значит, вы приехали, — сказал он и нагнулся, чтобы открыть дверцу. — Желаю приятного путешествия.
— Спасибо, господин Хантер. Оно и будет приятным, не сомневайтесь…
Достав свой багаж, Фаншон проследила, как Хантер развернул лошадей и как экипаж растворился в облаке пыли на Брод-стрит. Потом она решительно повернулась спиной к выстроившимся у причала судам, заприметив вывеску одного из многочисленных портовых постоялых дворов, подхватила сумку и узелок и легкой походкой двинулась к избранному пристанищу.
Пока она ехала в экипаже, в голове у нее созрел дерзкий план, на осуществление которого оставалось еще несколько дней: в нее был влюблен кок с «Кречета», и ей ничего не стоило добиться всего, что нужно, в обмен на несколько часов любви. Хочет этот дурень, чтобы она стала его любовницей, — пусть проведет ее тайно на корабль, прежде чем тот возьмет курс на Антильские острова… Может, там ей будет еще проще осуществить задуманное.
А тем временем Жиль в «Маунт Моррисе» наслаждался покоем тихого вечера. После отъезда фаншон он почувствовал облегчение, без сомнения, из эгоизма: даже если бы она избавила невинную Мадалену от своих гнусных откровений, его бы тяготило ее постоянное присутствие — горничная, вопреки обещаниям, без конца шпионила за ним и, словно копьем, потрясала напоминанием об их мимолетной связи.
Все в этот вечер было чудесно, насколько вообще может быть чудесно в доме, где жила преступница. Близится день отъезда, скоро они все покинут «Маунт Моррис», все — только что прибегал счастливый Пьер и сообщил, что его сестра, к великому огорчению миссис Хантер, отказала Неду Биллингу.
После ужина Жиль вместе с Понго вышел в парк, освещенный алыми закатными лучами, выкурить трубку. Воздух был удивительно свеж и прозрачен, как стекло. Они медленным шагом прошлись по аллее и сели на скамью под магнолией — вечер был напоен ароматом ее цветов. И просидели там молча, просто радуясь, что они вместе, пока ночь не зажгла на бархатном небе все свои звезды.
Часть вторая. ОСТРОВ НА СЕМИ ВЕТРАХ
МОИСЕЙ
«Кречету» оставалось пройти около двухсот миль до узкого пролива между островами Терке Багамского архипелага, за которым открывался путь к Санто-Доминго, когда молодой матрос, посланный капитаном Малавуаном за бутылкой рома в трюм, обнаружил там Фаншон.
Молодая женщина лежала неподвижно между бочками и мешками, куда ее швырнул ураган, настигший судно при прохождении Тропика Рака. Стояла середина июля, наступил сезон тропических ливней, скверное время, когда над Мексиканским заливом и Карибским морем властвуют бури и туманы.
Фаншон была вся перепачкана грязью, на ободранном лбу на глазах вспухала шишка, а когда женщину подняли, чтобы вынести на палубу, она пришла в себя и, громко вскрикнув, снова потеряла сознание. Только тогда заметили, что у нее сломана рука.
Горничную осторожно положили на кушетку и предоставили заботам женщин, которые старались облегчить ее страдания, забыв на время о естественном любопытстве и удивлении.
Анна и Мадалена с помощью самой Жюдит, прекрасно перенесшей тяготы путешествия, раздели нежданно-негаданно появившуюся на корабле пассажирку, как смогли, вымыли ее, переодели в чистую ночную рубашку, после чего капитан Малавуан занялся ее рукой — за долгие годы плавания он стал неплохо разбираться в медицине. Капитан вправил поврежденную кость — Фаншон при этом взвыла от боли, затем наложил шину и крепкую повязку.