С человеком, высказавшимся без утайки, можно не соглашаться, можно спорить, но спорить серьезно, без шуточек и усмешек. Потому и промолчал Семен. Высмеивать Петьку расхотелось, а веских возражений у него не нашлось, хотя и полного согласия с ним он не чувствовал. А вернее — просто он еще не заглядывал далеко в свое будущее, жил сегодняшними заботами. Их у него хватало — тревожных, тщательно скрываемых забот.
Промолчал и Олег. К деньгам он относился равнодушно и не понимал готовности Петьки ради них работать так, чтобы не просыхала рубашка. Дома, в семье, никогда о деньгах не говорили. Их наличие подразумевалось само собой. И Олег не сомневался, что так будет и у него после учебы в университете. Но каждый живет по-своему. Петька хочет попотеть на стройке — ну и пусть! О чем спорить? Пусть строит свои светлые дома — это тоже кому-то делать надо. «А мне надо письмо домой сочинять!» — вспомнил Олег и встал.
— Идемте в комнату.
Из столовой они вышли втроем. Борис и не заметил, что остался один. Он долистывал брошюру.
Долго сидел Олег над чистым листом, полученным у запасливого Петьки. Врать в письме оказалось сложнее, чем в телеграмме. Легко дались только две первые фразы: «Здравствуйте, дорогие папочка и мамочка! Вот я и студент…» Потом дело застопорилось.
Вернулся из столовой Борис, разочарованно швырнул на стол брошюру, буркнул:
— Шиш найдешь! — И, вытащив из тумбочки другую книжонку, завалился на койку.
Теперь он читал о тщетных поисках пропавшей библиотеки Ивана Грозного. Этими брошюрами Борис обзавелся в библиотеке училища, перебрав там сотни томов справочной и художественной литературы.
Семен тоже лежал на койке и вскоре тихо засопел носом — заснул не раздеваясь. В прошлую ночь он почти не спал: встал дома в четыре утра и к пяти пришел на станцию, чтобы успеть на первую электричку.
Начал позевывать и Петька. Перед сном он вытащил из чемодана банку с каким-то вареньем.
А Олег все еще мучился над письмом.
— Кто хочет черничного? — предложил Петька, открыв банку. — Налетай!
Олег отказался, но отметил про себя явное несоответствие в поведении Петьки: до денег, как видно, жадный, а варенье и сало сам предлагает. Так скупердяи не поступают!
— А ты? — спросил Петька у Бориса. — Вкусное!
— Не так ищут! — простонал тот.
Был он не здесь, а где-то там — в еще не найденном тайнике, около переплетенных в телячью кожу книг времен Ивана Грозного.
Олег закончил письмо, когда уже все, даже Борис, спали. Брезгливо сунув в конверт исписанный листок, он погасил свет. На душе было муторно от вранья, из которого состояло все его письмо.
Конь
Первое занятие с ребятами Никита Савельевич проводил не в учебном кабинете, а в комнате отдыха, где все располагало к непринужденному дружескому разговору. Не скрывая удовольствия, ребята усаживались на мягкие диваны и в глубокие кожаные кресла.
— Чайку бы сюда на подносе! — хихикнул кто-то.
— А пивка не хочешь? — под общий смех отозвался другой.
— Он тебе покажет пиво!
Он — это Никита Савельевич, который сидел в притемненном уголке и ждал, когда все рассядутся и угомонятся. К первой встрече со своими воспитанниками он никогда не готовился и сегодня пришел без всякой жесткой программы. Опыт давно показал ему, что первая беседа только тогда приводит к зарождению контакта, когда разговор не распланирован заранее, а возникает сам собой. Всякий раз такой разговор начинался и проходил по-разному, но всегда этот первый час был и первым шагом к взаимопониманию и сближению.
Сегодня начало разговора подсказали озорные реплики мальчишек про чай и пиво.
— А скажите-ка, — спросил из угла Никита Савельевич, — кто из вас пробовал пиво?
Как он и ожидал, никто не признался в этом грехе.
— А вино или водку?
И опять ребята дружно промолчали.
— Рад за вас, если так.
— А сами-то вы как? — подал голос Семен.
Никита Савельевич не был из тех, кто с пеной у рта порицает даже мысль о рюмке вина или, тем более, водки, а говорить неправду он не умел и не хотел — боялся, что и маленькая ложь может испортить весь разговор с ребятами.
— Сам? — переспросил он. — Очень просто… Знаю — когда, с кем и сколько… Но это, так сказать, — программа-минимум. Для нас, стариков, она терпима. А вам и программу-максимум освоить под силу — никогда, ни с кем и нисколько. Освойте — не пожалеете!.. А теперь давайте знакомиться. Зовут меня — кто не знает — Никита Савельевич Коняев.