Навстречу попался первый трамвай, потом такси обогнало Семена. Он ехал осторожно, потому что дорога становилась все более скользкой. Подул холодный предрассветный ветер, и мокрый асфальт быстро покрылся тонкой пленкой льда. Но только в первые минуты внимание Семена было целиком поглощено управлением мотоцикла. Вскоре глаза и руки продолжали делать свое дело, а мысли переключились на другое.
Сегодня Семен искал оправдания своему поступку. Он не хотел снова почувствовать себя вором. Ну какой он вор, если выплатит все деньги? Были бы они в кармане, он сейчас же выложил бы их Зое. Но их нет у него, он отдаст их позже. Получается, что он не ворует мотоцикл, а как бы покупает его в рассрочку. И пусть ИЖ немного подержанный — Семен заплатит за него как за совсем новый! И за шлем заплатит!.. К тому же Зоя, как и Иннокентий Гаврилович, представлялась Семену человеком, для которого не все сводится к собственному маленькому благополучию. Да она, может, и сама отдала бы мотоцикл, если бы Семен сказал ей, что под угрозой жизнь его матери.
Это были очень приятные, успокоительные рассуждения. Они чуть ли не целиком оправдывали его. Но вдруг до сознания Семена дошло, что все утешительные мысли разлетелись бы в прах, если бы вместо Иннокентия Гавриловича и Зои были бы другие люди — хуже, черствее. Тогда Семен не осмелился бы позвонить директору и, наверно, не увел бы мотоцикл, потому что не рассчитывал бы на чью-то доброту и не надеялся на пощаду. Выходило так, что он причиняет зло тем, кого считает хорошими людьми.
Впереди прорезались огни поста ГАИ, и Семен, не додумав до конца мысль, которая показалась ему самой важной, приготовился к проезду мимо опасного места. Здесь его могли остановить и задержать. Повода для этого вроде ее с было. В глубоком шлеме, длинный не по возрасту и костистый, Семен выглядел лет на девятнадцать. И мотоциклом он владел безупречно, но мало ли что вздумается гаишникам. Один из них стоял с жезлом на обочине дороги, другой сидел в стеклянном фонаре будки.
Метров за сто до поста Семен, как и положено, сбросил газ. Волнение все-таки дало себя знать. Он проехал мимо гаишников на слишком малой скорости. Дежуривший снаружи милиционер даже подумал, что мотоциклист собирается остановиться около него — спросить что-нибудь. Но Семен, не останавливаясь, прополз мимо поста, а миновав его, резко рванулся вперед.
«Гололедица, а он так газует!» — подумал сидевший в будке милиционер и крикнул второму:
— Не пьяный?
— Не похоже… Но просигналить можно.
Они знали, что навстречу мотоциклисту идет милицейская машина. Пост ГАИ связался с ней по рации.
К общим рассуждениям о своем поступке Семен больше не возвращался. Близилась встреча с Сороконогом. Надо было придумать, как заручиться самым твердым обещанием, что теперь он оставит его в покое. Но понимал Семен, что нет и не может быть таких гарантий, что упомянутая в письме индульгенция — приукрашенная болтовня. Лишь страх за свою шкуру в силах повлиять на Сороконога, и потому надо держаться с ним грубо, смело, надо вдолбить в его голову, что это последняя их встреча. Если и будет другая, то только в тюремной камере.
Была и еще одна опасность. Увидев, что от Семена ждать больше нечего, кроме добровольной явки в милицию, Сороконог вместе с напарником мог попытаться убить его. Но этого Семен почему-то не боялся. Он не надеялся на свою силу или ловкость. Не уследишь, не отскочишь — пырнут ножом и добьют в кустах. Правда, до убийства их «компаха» еще никогда не доходила, но они могли решиться на это. И все же он не боялся, потому что оставаться в руках Сороконога и выполнять его приказания было гораздо страшней.
На востоке посветлело. Чуть проредилась ночная мгла. И чем ближе подъезжал Семен к тринадцатому километру, тем спокойнее становилось у него на душе. Еще нисколько минут — и все кончится. И не важно как, лишь бы наступил этот конец. Когда промелькнул столбик с цифрой 12, Семен снял с головы шлем и, доехав до каких-то зарослей, на ходу забросил его в самую гущу.
Луч фары высветил впереди немудреную постройку с навесом на автобусной остановке около тринадцатого километра. «Где они прячутся? — подумал Семен и увидел вдалеке огни рейсового автобуса. — Вот бы успеть на него!» Это была последняя спокойная мысль. Секундой позже все его спокойствие испарилось. Навалился панический страх — там, еще дальше, за огнями автобуса, показалась «мигалка» милицейской машины.
Семен не знал о переговорах по рации, поэтому встреча с милицейской машиной не могла быть для него страшней, чем проезд мимо поста ГАИ. Но бывает так, что от самой маленькой дополнительной неприятности кончается выдержка, здравый смысл отступает, и что руководит поступками — неизвестно.