— Мне самой стыдно! — Зоя хлюпнула носом. — Не поворачивайся!.. Разревелась, как от несчастья!.. Хотя жалко все-таки… И обидно! Не любят меня в училище!
— Любят! — тихо сказал Олег. — Еще как любят!
— Кого любят, того не обижают!
— Скажи кто? Кто тебя обидел? — повернулся к ней Олег.
Зоя поспешно спрятала лицо в ладони.
— Не знаю… Но кроме наших — некому.
— Ничего не понимаю! — воскликнул Олег. — Ты скажи — не стесняйся!
— Мой мотоцикл увели! — Она опять заплакала. — Он у меня — как самая любимая игрушка… Мне никто в жизни ни одной игрушки не подарил… Я сама себе… А его взяли и угнали наши… мои ребята!
Стараясь успокоить ее, Олег заговорил о номере, по которому обязательно и очень скоро найдут мотоцикл, о недремлющей службе ГАИ, об угнанных и возвращенных владельцам машинах.
— Спасибо тебе! — не дослушала Зоя. — И не обижайся!.. Мне очень с тобой хорошо, но когда ты рядом, мне трудно остановиться — есть кому жаловаться… А мне к директору надо. Убежала от него. Некрасиво получилось!.. Иди, пожалуйста!
— Вот увидишь! — клятвенно произнес Олег. — Плакать тебе больше не придется, потому что я так хочу!
Он еще раз несмело и ласково дотронулся до ее волос и ушел.
Когда Зоя, приведя себя в порядок, вернулась в кабинет Иннокентия Гавриловича, там уже собралось несколько человек. Вызванный директором завхоз рассказывал, как оказался мотоцикл во дворе и когда обнаружилось, что он пропал.
— Мы напрасно увлекаемся домашним расследованием, — сказал преподаватель физики, отличавшийся безупречной точностью суждений. — Как известно, время и расстояние взаимно связаны между собой. И чем дольше мы будем заниматься самодеятельным розыском, тем дальше окажется от нас украденный мотоцикл. Надо звонить в милицию, и я удивляюсь, что это еще не сделано.
До прихода Зои Иннокентий Гаврилович, сам не зная почему, не рассказал присутствующим о телефонном звонке. Потому, наверное, что не решил для себя главное — как раз то, о чем напомнил физик: звонить в милицию или прислушаться к просьбе странного воришки. Если бы мотоцикл принадлежал Иннокентию Гавриловичу, то, пожалуй, он воздержался бы от звонка, но он не имел права решать это за Зою.
— Ноль — два набрать нетрудно, — ответил Иннокентий Гаврилович на упрек физика и опустил руку на телефонный аппарат. Но предварительно я хочу закончить то, о чем начал без вас говорить Зое… Как ни странно, а я чувствую себя виноватым в этом неприятном происшествии.
И он пересказал содержание телефонного разговора, не скрыв собственных раздумий и колебаний, вызванных непонятным поведением воришки, который по всем признакам был их учеником.
— Вины с себя не снимаю, — закончил Иннокентий Гаврилович. — Может быть, следовало в тот же вечер сообщить в милицию. И сейчас, может быть, нельзя терять ни минуты. И я наберу ноль — два, если вы сочтете, что это необходимо.
— Обстоятельства несколько изменились, — произнес физик. — Появились некоторые психологические нюансы. И все же…
Он взглянул на телефон. Иннокентий Гаврилович тотчас поднял трубку.
— Набираю.
— Нет! — Зоя подскочила к столу. — Положите, пожалуйста!.. Мотоцикл мой… Не хочу! Не звоните!.. Не верю, что получу какие-то деньги… Жалко, конечно, но кому-то, наверно, хуже, чем мне. Он бы не звонил! Беда у него какая-то!
— Я бы тоже — без милиции! — подхватил завхоз. — Тень на училище.
— Да разве в тени дело! — недовольно взглянул на него Никита Савельевич. — О человеке думать надо… Если звонок и всякие там благие обещания — уловка хитрого подлеца, то нужно бить тревогу! И в милицию, и в прокуратуру! А если он душу в тот звонок вложил? Если судьбу свою нам доверил?..
— Какое же «если» вы отстаиваете? — спросил Иннокентий Гаврилович.
Не высказал Никита Савельевич своих тайных мыслей, а они все настойчивей возвращались к одному имени. Подозревал он, что кража мотоцикла как-то связана с Семеном Заботиным. Не этим ли объясняются многие странности в его поведении? Казалось Никите Савельевичу, что из всех ребят в училище только Семен был способен на такой внешне нелепый и наглый поступок: предупредить о краже и просить, чтобы не сообщали в милицию. Хитрость ли это воровская или что-нибудь другое? Никита Савельевич не считал Семена таким хитрым и подлым и сказал Иннокентию Гавриловичу:
— Думаю, что все выяснится и без милиции.
— Мне бы хотелось услышать и остальных, — обратился директор к другим мастерам и преподавателям.