— А я рад, что ты всплакнул! — тихо сказал Иннокентий Гаврилович. — Кто умеет любить свою мать, тот достоин всякого уважения… Иди сейчас помойся и поезжай в милицию. Там тебя встретит Никита Савельевич… У них есть дополнительные вопросы… Провожатого дать?
— Не надо, — ответил Семен, вставая, — если верите…
Минут через десять ребята проводили его до выхода из училища и, остановившись под козырьком у дверей, грустно смотрели, как шел он к трамвайной остановке, сутулясь и расслабленно помахивая длинными руками.
— Отпустят ли сегодня? — с сомнением произнес Петька.
— Он во всем признался! — сказал Олег. — И Никита Савельевич там. С ним отпустят!
Борис промолчал.
Семена заслонил подошедший трамвай, а когда он отошел от остановки, ребята увидели Семена на прежнем месте. Он не уехал и был уже не один, а с каким-то парнем. От газетного киоска шел к остановке еще один парень.
— Смотрите-ка, — буркнул Борис и двинулся туда же.
Олег и Петька переглянулись, но остались под козырьком.
— Вдруг те? — вслух подумал Петька.
— Не может быть! — возразил Олег. — Днем… при народе…
Очередной трамвай опять заслонил Семена. Борис был еще по эту сторону линии, а на другой стороне происходил последний разговор Семена с бывшими дружками.
Он не испугался, увидев самого свирепого парня по прозвищу Башка. Семен теперь был спокоен за мать и презрительно сквозь зубы плюнул ему под ноги. Парень осклабился в неприятной усмешке и спросил:
— Очень торопишься?
— Очень.
— Я тоже… Давай разберемся по-быстрому!.. Сороконог знать хочет, кто заказал ту музыку на шоссе?.. Соврешь — секир башка!
Он, как ножом, чирканул ребром ладони по шее Семена и удивился, увидев на его лице не страх, а злую раскрепощенную улыбку.
— Зачесались, гады! Закопошились, заползали! — хохотнул Семен, заметив второго парня и еще несколько знакомых фигур, выглядывавших из-за киоска. — Не было на шоссе никакой музыки!.. Там дурак был, а музыки не было!.. Но она будет! Громкая! Все услышите!.. Еду ее заказывать!
— Себе похоронную? — спросил Башка и с силой устремил ребро ладони к горлу Семена, но наткнулся на подставленную им руку.
Не попал нацеленный в челюсть Семена и кулак второго подоспевшего парня. Они втроем сцепились и затоптались на остановке, а от киоска молча, по-волчьи надвигались и остальные из «компахи» Сороконога.
Когда трамвай освободил дорогу Борису, вокруг Семена сгрудилось уже пять или шесть человек.
— Брысь! — густо и гулко рыкнул Борис и в три прыжка перемахнул через линию.
Драться он не умел, но сила у него была немалая, и два парня сразу же почувствовали ее на себе. Схватив за шиворот, Борис рванул их на себя и повалил на землю.
Олег подтолкнул Петьку к дверям училища:
— Зови наших! — А сам бросился к остановке.
Он не собирался участвовать в драке. Бежал и думал, что бы такое сказать — убедительное, действующее на всех мгновенно, но не успел ни придумать, ни сказать. Подбежав и сразу же получив сильный удар по носу, он слепо ткнул кого-то кулаком и оказался в самом центре разгоравшейся драки.
Несмотря на ловкость Семена, силу Бориса и порывистую самоотверженность Олега, не миновать бы им троим больницы, но Петька действовал быстро и решительно.
— Наших бьют! — с этим призывным возгласом ворвался он в столовую и, услышав, как после короткого затишья зазвякали брошенные на столы ложки и задвигались стулья, ринулся к выходу.
— Наших бьют! — полетело по коридорам училища, перекинулось и неоднократно повторилось в общежитии.
Как вода из открытого шлюза, хлынул из дверей училища поток пэтэушников. Растекаясь вширь, он покатился к трамвайной остановке.
Башка раньше всех почуял опасность. Выбравшись из свалки, он пронзительно свистнул и первым побежал прочь. За ним бросились врассыпную и другие парни, оставив изрядно помятых и побитых Семена, Бориса и Олега.
Часть пэтэушников окружила их, другие погнались за Башкой и его дружками. Громкий голос директора остановил ребят:
— Стойте! Стойте!.. Назад!.. Домой!
Иннокентий Гаврилович выскочил из училища без пальто, без шапки. Он раньше остальных преподавателей и мастеров, тоже оказавшихся на улице, сообразил, что произошло.
— Домой! — кричал он, сложив руки рупором. — Побыстрей! Холодно — простыть можно!
Один из мастеров подошел к нему.
— Надо бы узнать, кто бросил этот весьма сомнительный клич — «Наших бьют!»
— Почему сомнительный? — удивился директор.
— Да не наш он какой-то! — неуверенно произнес мастер. — Коллектив у нас комсомольский…