— Они знали, что в полиции будут обследовать трупы. Может быть, чтобы отвести нам глаза?
— Мы же прочесали крышу. И не нашли ничего, кроме пары смазанных отпечатков обуви. Однако там должен был быть не один человек. Один не справился бы. А последний малый — вообще гигант. Шесть футов и два или три дюйма...
— Почему бы тебе не выпить кофе и не отдохнуть? — спросила Джэнис.
Иэн не был у нее прошлой ночью. Он проработал допоздна, и это было видно по его лицу.
— Я не собираюсь отдыхать, пока до чего-нибудь не докопаюсь.
В дверь постучали, и в стекле появилась голова секретарши.
— Прошу прощения, сэр. Это только что принесли...
Она держала в руках вечернюю газету, которую отдала Джэнис, и та, быстро пробежав глазами заголовки, с возгласом удивления сунула ее Харгриву, словно это была бомба.
— Черт бы их побрал!
ПОЛИЦИЯ ОТКРЫВАЕТ ОХОТУ НА СУМАСШЕДШЕГО, ОРУДУЮЩЕГО НА КРЫШЕ
Лондонская полиция была предупреждена насчет вооруженного маньяка, терроризирующего людные улицы столицы, как сообщает журналист Стэн Каттс. В понедельник было сделано сообщение о мальчике, найденном мертвым на площади Пиккадилли. После этого были обнаружены еще два трупа, оба с признаками насильственной смерти. Полиция опасается начала войны между подпольными криминальными группировками.
ОФИЦИАЛЬНОЕ ПРИКРЫТИЕ
В то время как все полицейские силы брошены на поддержание порядка в связи с предпраздничной торговлей, расследовать связь между тремя убийствами, вероятно, просто-напросто некому. Старший инспектор Иэн Харгрив — дело вампира с Лестер-сквер (“Черт бы его побрал!” — простонал Харгрив.), — возглавивший следствие, отрицает наличие этой связи и всеми силами скрывает информацию от журналистов. Сегодня он вовсе отказался говорить с представителями средств массовой информации.
“Странно, — сказал один из сотрудников полиции, — но у нас еще нет никаких материалов по этим делам. Мы ничего не знаем”.
НАСИЛИЕ, ПУГАЮЩЕЕ МАТЕРИНСКОЕ СЕРДЦЕ
Сегодня, когда матери с детьми, увешанные рождественскими подарками, торопливо бегут по улицам Лондона, город со страхом ждет новой волны насилия, от которой, как всегда, пострадает много невинных людей, по воле случая оказавшихся в поле зрения сумасшедшего снайпера. (См. редакционную статью.)
— Надо быть очень талантливым, чтобы умудриться наляпать столько ошибок в одном параграфе, — с поразительным спокойствием проговорил Харгрив. — Редакционная статья тоже ничего. “Почему, ну почему ничего не делается?”. Снимок, правда, получился немножко смазанным. Серые дома и стрелка, указывающая на рельсы и крышу. А вот это неплохо. “Гороскоп скажет, является ли этот человек маньяком”.
Харгрив со злостью отшвырнул газету.
— Кого он цитирует? — спросила Джэнис. — Не может быть, чтобы кого-нибудь из наших.
— О, он сам их выдумывает. Все так делают, когда что-то подозревают, но не имеют фактов. Он же пишет “снайпер”, хотя никто ни в кого ни разу не выстрелил. Ему просто надо, чтобы весь Лондон начал высматривать убийц на крышах. Подожди, вечером он уже придумает убийце имя. Ублюдок. Обещал же, что до четверга будет молчать. Ничего он у меня не получит. — Харгрив махнул рукой на сотрудников за стеклянной стеной его офиса. — Проследи лучше, чтобы они как надо отвечали на телефонные звонки.
— Но, Иэн, откуда он так быстро узнал о третьей жертве? Где он с такой оперативностью получает информацию?
Харгрив двумя пальцами ухватил себя за переносицу. Потом посмотрел на Джэнис и нахмурился.
— Это я тоже хотел бы знать, — сказал он.
Глава 17
Симон
Костюмы Скиннера были постоянным источником удивления для Роберта. Сшитые из заморской синтетики, они никогда не мялись и не пачкались. А может быть, сам Скиннер тоже сделан из этого материала? Когда на него ни посмотришь, у него всегда чистые ногти. Роберт с раздражением уселся за стол, решив убрать с него все подчистую, так как контору закрывали на рождественские праздники.
Скиннер с неудовольствием оглядел сваленные по углам книги и журналы.
— Получается что-нибудь с вашим супербоевиком? — спросил он, как всегда остановившись на пороге.
— В данный момент еще осталось несколько препятствий, но это уже не страшно, — ответил Роберт и закурил сигарету, зная, что это не понравится Скиннеру. — Надеюсь закончить до Нового года. А я думал, вы с Триш уже катаетесь на лыжах.
— Мы сегодня уезжаем, хотя, наверное, у нас будет меньше лыж и больше apres, насколько я знаю Триш. — Он не смеялся, а как-то странно и неприятно фыркал, брызгая слюной. — Завтра контора будет закрыта, и, честное слово, я удивлен вашей напористостью. Почему бы вам не отдохнуть? Все же отдыхают.
— Нет. Будет слишком поздно.
— Что значит “слишком поздно”?
— Ничего. Просто есть некоторые соображения. Забудьте об этом.
Роберт не собирался рассказывать Скиннеру о своих поисках Сары Эндсли. Не хватало еще, чтобы он начал возражать! Скиннер не мог не чувствовать витавшей в воздухе враждебности, словно из него тайно делали посмешище. Тоже проблема. Ему не пережить изменений в штате, по крайней мере, если Скиннер получит право голоса.
— Ладно, я ухожу, — неловко попрощался Скиннер, но Роберт даже не поднял головы. — Счастливого Нового года.
— И вам с Триш тоже.
Дверь мягко закрылась, и Роберт решил позвонить Розе, чтобы условиться с ней о встрече. Ранние сумерки уже опустились на неусыпных горгулий, которые были также неподвижны и невозмутимы, как китайские солдаты.
В восемь часов Роберт с Розой вышли из бара на Саттон-роу и свернули на Чаринг-Кросс-роуд. Чем дальше они уходили от центра, тем меньше встречали людей на улице. В маленьком скверике, где им была назначена встреча, росло всего несколько больных вязов. Посередине была площадка, там летом стояли скамейки и играл оркестр. Сейчас здесь было пусто и грязно. Скамейки же стояли у разросшихся кустов, густо покрытых птичьим пометом. Большая их часть была занята бродягами, которые пили из пущенной по кругу бутылки и вели бесконечные споры. Несколько бродяг улеглись прямо на землю, являя полное безразличие к холодной декабрьской ночи.
— Я никого не вижу.
Роза долго стояла с другой стороны эстрады, дожидаясь Симона.
— Он может прийти в любую минуту между восемью и девятью.
— Если он вообще придет.
И тут, заслышав звук шагов, они разом повернулись лицом к реке. От ярко освещенной набережной к ним шел долговязый мужчина в лохмотьях и цепях.
— Господи, да это же призрак Марли! — шепнула Роза и прижалась к Роберту.
Теперь они стояли друг против друга. Парень оказался высоким, тощим, с белым, как яичная скорлупа, лицом, на вид лет семнадцати, последние из которых он, судя по всему, провел не дома. Ни голове у него между выбритыми и татуированными местами топорщились клочья волос, особенно подчеркивая грязновато-голубые проплешины. Брови, если они у него и были, он тоже сбрил начисто. На горле виднелась круглая татуировка — символ анархизма. Старая, оборванная куртка из грубой хлопчатобумажной ткани ненадежно прикрывала плечи.
— Привет. Я — Симон. Вы хотели меня видеть? — Симон протянул им руку. У него оказался такой на удивление правильный выговор, что его сразу можно было нанимать и записывать для говорящих часов. Роберт и Роза изумленно уставились на него. — Вас удивило мое произношение? — виновато спросил Симон. — Всем это кажется смешным. Не вяжется с моим видом, не правда ли? Нарушает общепринятое представление. Предрассудки — это очень забавно. Они у всех есть. Например, все думают, что лесбиянки пьют только пиво, а биржевикам наплевать на бедняков. Что, конечно, не так. И не может быть так в наши дни. А все-таки...
Роберт и Роза переглянулись и вновь уставились на Симона.